Бесово отродье! Животное! Не смей пальцем трогать моего ребенка! Ведьма! Я тебе такого наколдую! Порчу она наведет!
Ударив девушку еще несколько раз и, видимо, выпустив пар, хозяйка теперь лишь осыпала Ивири проклятиями.
Ты ему ноги будешь целовать! Каждый божий день! Каждый вечер перед сном! Ты слышишь?! Не только мыть, целовать теперь будешь! Вылизывать! Шавка подзаборная! женщина сплюнула на землю рядом с лежащей девушкой, развернулась и пошла в дом. Стоявший неподалеку Лукан захихикал:
Ну что, доколдовалась, Ивка?
Ивири не взглянула на него. Разогнув пылающую спину, она с трудом встала и на шатающихся ногах подошла к заливающимся слезами малышам. Лила поднялась и заковыляла ей навстречу, не умеющий ходить Ямаш тянул свои маленькие пухлые ручки, периодически размазывая грязные потоки слез по беленькому личику. Девушка опустилась в траву и обняла обоих.
Пройдет совсем немного лет, и эти малыши забудут свои нежные чувства к Ивири, безвозвратно превратившись в такие же безжалостные создания, как подросший Лукан. А ведь когда-то Ивири так же нянчила его, любила и обожала, как этих карапузов.
Дети перестали плакать мгновенно, стоило ей взять их на руки. Лила гладила волосы Ивири, а Ямаш зарылся девушке в шею, тихонько погукивая. Ивири шумно вдохнула приятный родной запах малышей. И, как всегда бывало, вместе с пряными нотами грудного молока и сладких волосиков в нее влились сила и спокойствие.
В маленьком поселке Киран ее не любили, слишком многое себе позволяла эта девчонка. То ни с того ни с сего пускалась в пляс на берегу моря во время грозы, словно одичалая. Рыжие волосы, намокнув, становились цвета крови, облепив белокожее тело. Рыбаки, их жены и дети все были смуглыми. Жизнь на берегу Удайского моря иссушивала и обветривала их кожу с первых дней рождения. Кожа Ивири оставалась жемчужно-белой.
Девочка с детства разговаривала с глупой скотиной, да так, что та чудным образом слушалась ее. Друзей у нее не было, разве только старый лекарь Маим. Дружеских разговоров они не водили, старик вообще был не особо разговорчив, как и сама девушка, но было у него кое-что, что безумно волновало Ивири книги. Ее страсть к чтению очередной повод глубокого осуждения жителями деревни. Как так, чтобы девка, вместо того, чтоб с такими же, как она, хороводы водить вокруг костра да парням подмигивать, каждую свободную минуту проводила за черточками и закорючками на истлевших страницах, которые едва сам старик-лекарь разбирал. Чудная, одним словом «придурошная». Но Ивири никогда, даже в детстве, не обижалась на прозвища и оскорбления. С годами прошел страх и перед мантаром Роухом. Маленького роста, толстый противный человечек в красной рясе, вечно покрытой жирными не отстирывающимися пятнами, считался самым уважаемым в деревеньке Киран. Мантар закреплял брачные союзы, провожал покойников в последний морской путь и читал каждое воскресенье проповеди, восславляя Верховных Правителей Варрока. Раз в год, накануне зимы, он с торжественным видом отправлялся на своем древнем ослике в Рукрин доставить илиналу города доклад о том, как прошел рыболовный сезон в деревне. Ивири терпеть не могла злобного мантара она чувствовала, что старикашка не любит ее, частенько ловя на себе его острый взгляд. Когда она подросла, он все больше о чем-то шептался с матушкой Гатой в дни, когда хозяин был в море. И шептались они о ней, Ивири, девушка это чувствовала.
Год назад, Ивири как раз исполнилось шестнадцать, у соседей помирала корова. Соседка горько плакала, предчувствуя гнев своего мужа, как только тот вернется из моря и обнаружит мертвую кормилицу. Женщины собрались утешать ее, а мантар Роух, стоя над лежащей и жалобно мычащей у его ног коровой, с умным видом вещал о том, что злые горные духи возжелали забрать корову за грехи хозяйки. Ивири очень любила животных и при виде страдающей коровы не смогла удержаться подошла и положила руку ей на голову. И девушке, как это обычно бывало, показалось, что она знает, где болит в пасти животного. «Заварите ей черняка», неожиданно для себя самой сказала Ивири убитой горем хозяйке. Мантар впился в нее ненавидящим взглядом, и, уходя, Ивири слышала его слова о «ведьминых корнях». К ее удивлению, соседка послушалась совета, и корова через несколько дней выздоровела. А мантар пуще прежнего выслеживал с тех пор девушку своими глазками-буравчиками на поросячьем лице, да все шептался о чем-то с матушкой Гатой.