На лице моего детского приятеля отразилась вся палитра грусти, которую доставил ему мой категорический отказ, а ведь я скрыл от него важную подробность. И без того ему несладко теперь. Представьте, какое расстройство с ним могло приключиться на третьем ярусе Большого театра, если бы я открылся про Вассермана и Илью Новикова. Ведь те, как прознали, что я за Поташева играть намериваюсь, так сразу в нашу команду запросились. Все свои связи задействовали. Даже на моего прораба Шнипперсона Якова Моисеевича давили, всевозможные соблазны сулили, чтоб похлопотал он за них, слово свое веское замолвил, а то и приказал. Разносолы ему втюхивали и конверты толстые совали.
После такого отказа моего категорического махнул только горестно рукой главный реставратор и отправился восвояси звонить Александру Абрамовичу, передать ему печальное известие, которое ставит жирный крест на его туманных турнирных перспективах.
Я же работу доделал, приложился ладонью к стене (я всегда так поступаю, это вроде знака моего мастерового) и домой поспешил на лендровере своем черном смокинги подходящие примерить. На передаче той, куда меня играть пригласили, в смокинг надобно непременно облачаться. В этом ее главная фешенебельная фишка. Там даже лакеи в смокингах, чтобы соответствовать.
В доме моем гардеробом три комнаты занято на третьем этаже, причем в одной сплошные смокинги развешаны. Поди, выбери, тем более одинаковые они и как две капли воды все. В итоге остановился на том, в котором на рауте у королевы Елизаветы с шотландской графиней вальсировал. А что, с тех пор ненадеванный залеживается.
В этом смокинге и поехал на игру. Хоть я человек немалой занятости, но явился в Нескучный сад загодя, чтобы раньше Вассермана через рамку проскочить. А иначе стоять придется с час, пока он все свои железки разнообразные повытаскивает из тысячи карманов и обратно засунет.
Хоть я свой смокинг еще дома надел, но не утерпел, и заглянул в бытовку около домика знатоков. В ней до передачи знатоки разоблачаются и в смокинги прокатные влезают. Зрелище, доложу уж вам, впечатляет. Просто просится для прайм-тайма. Тем более многие знатоки таких округлостей, что на их исподнем можно было бы много какой рекламы и иной полезной информации для телезрителей разместить. Доведется, обговорю данную тему подноготную с Костей Эрнстом. Не пропадать же впустую площадям на таких презентабельных местах.
Уже за самым столом, в свете софитов, Поташев мне сообщил новость. Оказывается, Козлов в самый последний момент подсуетился, бросил тонущий корабль Александра Абрамовича и прыгнул на подножку уходящего экспресса Максима Оскаровича. Тут же за столом сообща порешили посадить капитанить Козлова. А куда его еще девать?
Тот за дело взялся рьяно. По щекам себя замолотил и нас призывает: «Работать! Работать!»
Многих игроков покоробила бестактность Козлова, его нетерпимость религиозная. Шабат ведь, какой-никакой сегодня. Реакция Вассермана особенно отрицательная была, причем как на самобичевание капитана, так и на его неуместные призывы к труду. Лягнул Вассерман Козлова под столом.
Распри прервались с первыми нотами Чайковского. Когда голос запел «Что наша жизнь? Играааа», присутствующие присмирели и благоговейно уставились на волчок. Так вот знатоки который десяток лет медитируют в неукротимой надежде постичь ответы на сакраментальные вопросы: «Что? Где? Когда?» А я задаю себе другой вопрос: «Сколько людей значительной умственности и учености за эти годы домедитировались до полного истощения сознания?» Имя им легион.
И надо же такому случиться, что уже в первом раунде стрелка показала на суперблиц.
Итак, спросил невидимый ведущий, кто из знатоков играет суперблиц?
От его голоса бархатного у меня мурашки по спине разбежались вплоть до судороги в поджилках. Такое в организме моем раньше происходило только однажды. Это когда крановщик наш, Миша Вейцельблюм, рассерчал на раствор, не теми руками замешанный, и зазывал на разборку ответственных за непорядок лиц из узбекской диаспоры. Когда те, словно бандерлоги, на его голос завораживающий со всех концов стройки стекались, то и меня в их племя затянуло при полном параличе воли. Хорошо еще, что Миша меня по пейсам распознал и в сторону нетронутым отодвинул.
Едва подошли к концу воспоминания мои неоднозначные о былом нешуточном недовольстве Миши Вейцельблюма, смотрю, Поташев первый свое кресло покидает. Вассерман тоже руками разводит, типа пас он. Козлов было к Илье Новикову потянулся, но тот встает поспешно со словами: «Какой может быть разговор, если Соломон с нами». Тут и Козлов, наконец, смекнул, что невидимке отвечать, и говорит: «Разве у нас есть выбор? Суперблиц играет Соломон. Это самое легкое решение в моей жизни».