А Мария смотрела не на Ивана, она смотрела на выжженный город. И глаза ее в это момент были черными, как это небо.
Наверное, всех эвакуировали! Иван двинулся к дверям. Пойдем, я знаю, где должен быть ближайший эвакуационный пункт!
Не надо!
От крика Марии кошка вдруг с шипением прыгнула на пол, в несколько прыжков пересекла открытое пространство холла и скрылась за турникетом.
Мария бросилась к Ивану, закрыла дорогу, раскинув руки.
Не ходи! Пожалуйста! Там нет больше ничего, я знаю!
Иван остановился, посмотрел на девушку с презрением.
Что ты можешь знать, рабыня? Что ты и твой отец Евлампий можете знать, кроме тряпок и моющих средств? Конец света? Да, это конец света, это конец Евразийского Союза! Теперь будет другой мир, новый мир, женщина! И каким будет этот мир, зависит от того, буду я отсиживаться здесь или отдам свою жизнь за родину! Мне ближе второе! Тебе тоже надо отдать долг государству, которое дало тебе возможность жить. Поняла, дура? кулаки Ивана сжались сами собой.
Мария отшатнулась от него.
Пошли! он крепко схватил ее за руку, увлекая к дверям.
Нет! вскрикнула Мария.
Он дернул ее так, что она вылетела вперед.
Нет! крикнула девушка. Нет! Нет! Не-ет!
Логинов еще успел удивиться ее крику вот она, тихушница-то! но вдруг понял: накатывает!
Кажется, он еще успел оттолкнуть Марию в сторону, а потом почувствовал, как снова на него обрушиваются тонны тяжелой, как сама Земля, породы. Он закричал, чтобы Мария бежала, чтобы ненароком не задавило и ее, но в рот вдруг попал песок, и Иван подавился своим криком.
Потом он почувствовал, что его куда-то уносит неумолимое движение селевого потока, и погрузился во тьму.
Глава 3 Мария
Сначала Иван услышал чей-то тихий плач во тьме. Потом тьма расступилась, раздвинулась, словно туман, в стороны, и он увидел белую морду лошади.
Иван протянул руку и коснулся ее морды, чутких розовых ноздрей. Успел ощутить их мягкость. Лошадь всхрапнула, вдруг отшатнувшись в сторону, и Иван уже ожидал, что она взметнется на дыбы, но чья-то сильная рука удержала ее на месте.
Из тьмы вдруг появилась сильная, мускулистая грудь лошади, потом ее стройные ноги, а потом она повернулась боком, и вот уже с нее, словно откуда-то издали, сходил всадник.
Иван вдруг почувствовал себя маленьким пятилетним мальчиком. Он открыл рот от удивления. Всадник был одет в золотую кольчугу, кожаные коричневые штаны, охристо-желтые сапоги и красный, развевающиеся плащ. Плащ его жил как бы своей отдельной жизнью он словно живой струился за спиной всадника, иногда обвивая его плечи и бедра, а иногда свободно рея сзади.
На поясе у всадника висел меч в золотых поножах. Всадник сошел на землю, и вдруг оказался ростом всего только чуточку выше Ивана. Он улыбнулся, снял шлем, и оказалось, что он смугл и темноволос.
Только глаза его были светлыми, как звезды.
Но Иван уже не смотрел на него. Он снова услышал тихий плач, словно доносившиеся откуда-то издалека. И непонятно было, кто это плачет? И почему так щемит сердце от этого плача?
Всадник больше не улыбался.
Это мать твоя, Иван-воин, плачет.
Но почему? Иван вглядывался в подступившую тьму. Зачем? Почему она плачет? Кого она оплакивает?
Тебя, воин, оплакивает мать твоя
А где она? Иван беспомощно крутнулся на месте, но вокруг была только непроглядная тьма. «Мама! Ма-ма!»
Она, Иван-воин, там, где ей и должно быть. А вот ты на другой стороне Ты хоть знаешь об этом? Вот, просила она передать тебе, всадник вложил что-то в ладонь Ивана, сжал ее длинными пальцами.
Лошадь снова всхрапнула, косясь фиолетовым глазом на Ивана, и тот, уже чувствуя накатывающую тошноту, понял, что сейчас он снова улетит куда во тьму, но все же успел спросить:
Как зовут?
И даже расслышал ответ:
Тезки, брат.
Но, наверное, последнее ему уже просто показалось, потому что кто-то тряс его за грудки и тоненько приговаривал:
Ну, Иван, ну проснись, ну пожалуйста, я не буду так больше, я ж не знала, что ты контуженый! Господи! Помоги! Иван, вставать надо, нельзя здесь больше, слышишь, нельзя! Иван, мне страшно Господи!
Логинов уже пытался открыть глаза, сесть, одновременно растирая себе лоб, уши и даже щеки надо было как-то придти в себя. Это было самое неприятное во время приступов, но это необходимо. Вернуться.