Так что пиши лучше стишки про медсестер это не так опасно.
Ну и про кухарок и печников подумал я про себя.
Дальше Натанович рассказал, что ему аж два редактора литературных изданий посоветовали вступить в какую-нибудь писательскую организацию или прямо в Союз Писателей.
Теперь вот он размышлял, куда же направить свои стопы?
Союзов писателей в Питере оказалось целых два, как он сказал один буйный, другой степенный. А еще обнаружился десяток литературных объединений, которые выросли на озвученной в свое время свободе слова.
А я бы ни в какой союз не вступал. Всеми этими союзами, партиями, объединениями, и прочим я давно уже сыт по горло.
Вот так? удивился Борис Натанович, и почему же?
И тогда я поведал ему свои впечатления от поворотов моей не слишком удавшейся жизни.
Здорово, сказал он, тут можно целый рассказ написать или даже повесть. Слушай, если я когда-нибудь надумаю, можно мне это за основу сюжета взять?
Можно, не задумываясь, ответил я, и мы пошли ужинать.
Получив предупреждение от врачей о том, что теперь меня в любой момент могут вызвать на очередные сборы, я был выписан. Довеском шло бодрящее душу заверение, что мое сердце мне прослужит до последнего дня.
Чуть позже я пожалел, что с такой легкостью дал Натановичу такое разрешение? И чего это я? Сам, что ли, не могу свою историю людям поведать? По литературе ведь у меня всегда было пять, а запятые мне любой корректор поставит. И я написал.
Вступления
Обозревая события недавнего прошлого, я пришел к мысли, что главную роль в них сыграли мои вступления и выступления.
Это еще раз вернуло меня к уже озвученным выше мыслям: вступая на жизненную дорогу без поводыря, всегда можно куда-то вляпаться и оказаться в дураках. Потом надо доказывать обратное и отмываться.
А если еще любишь выступать
Выступления на заре моей жизни носили неосознанный характер. Лет с четырех, родители ставили на табуретку и заставляли читать стихи. Возможно, это было что-нибудь классическое из репертуара того времени:
Я на вишенку залез
Не могу накушаться,
Деда Ленин говорил
Надо маму слушаться.
Гости и родственники смеялись и аплодировали. Уже тогда я познал, что такое успех. Ну а на сцену я попал лет в шесть изображал там элементы русских танцев присядку, веревочку, ковырялочку. А в 7 лет я уже показался на местном телевидении, стал дворовой знаменитостью и на меня уже показывали пальцем. Да и вообще, по всем статьям я рос мальчиком, из которых обычно вырастают достойные люди, а потом получаются хорошие старички.
Однако в жизни все быстро меняется. Вскоре на меня кивали уже по совсем иной причине. Первым в нашем дворе был зарегистрирован в детской комнате милиции, где меня поставили на учет за попытку приобрести в магазине кондитерские изделия незаконным путем.
Помнится отец через одно место четко внушил чужого не брать и чтить моральный и уголовный кодексы. Справедливо.
А с несправедливостью этого мира я столкнулся в школе на выпускных экзаменах. Учился я средне, многое по ходу учебы упустил. Родители, пытаясь огородить меня от дурного влияния подворотен, определили меня в танцевальный кружок и в музыкальную школу. Так что основными оценками у меня были троечки. Еще и вел я себя неподобающе. Сейчас уже не помню, по каким поводам мой дневник был исписан жалобами учителей. И это притом, что я ни с кем не дрался, не курил за углом школы, не обижал девочек. Видимо, задавал не те вопросы:
Я учился плохо, не скрываю,
чувствовал учили не тому.
Троечки с натугою сшибая,
Лишь теперь я понял почему
так зубрежку раньше уважали
ставя во главу «от сих до сих»
А если вы вопросы задавали,
то придурок, ну а может псих!
Предки же каждый день капали мне на мозги: ты должен непременно попасть в институт.
Допекли!
Под их напором я поднапрягся и за три месяца полностью проштудировал программу десятилетки «от сих до сих»,
На выпускных экзаменах отвечал лучше отличников, однако мне ставили все те же тройки. Помню, это меня страшно возмущало и хотелось протестовать.
Но этот протест притух, когда я с легкостью сдал экзамены в институт, куда не смогли попасть многие из моих успевающих одноклассников.