Наши тысяча тридцать
От меня до тебя.
2. Пыль и ветер
Накануне
О, что-то случилось
О, что-то такое случилось
В заснеженный март
обвалилось громовое небо!
И молньей озлилось.
И молньей как-будто озлилось.
Оскалилось молнией в окна
смешно и нелепо.
Быть может, сей росчерк
Грядущей весны небывалый
Всё тот же союз подтверждает
их с вечными льдами,
И я не ошиблась, рождаясь,
как небо, обвалом,
И с молньей в руке
Средь сугробов, бредущих грядами.
А может быть, это
страшнее, сильней и желанней
Рождается что-то,
к земному приблизившись краю
Но вижу воочию вспышкой
оконных посланий
Последняя тьма иллюзорной
мечты догорает.
Подражание
Маяковскому
Сгрудились века у двери
Симфонии, распределённые
по нашим голосам!
Лучей лун и солнц волоса
Спутались с глянцем языковых вериг.
Толпа!
Лба сморщины:
«Уж, коль вместе мы,
Каждое «я» вместимо,
Чтобы отдельно звучать,
дельно, проще!
А потому пока смолчу.
Смычку
вручу
отмычку.
А там! Под ликование криков,
В дыхании безудержном
Ворвусь всеми со всеми
В открытое!
Брошу веселье,
весеннее,
висение
В ожидании небывалых сдвигов!
О, Время!
Пока буду тянуть «ре-е» «ми-и»,
В гареме мыслей моих
Не по-женски. не для женщин иных
Изведай верность горенью.
198283 гг.ххх
Отчего Вы в шляпе, такая?
вопрос прозвучал уныло.
Простите, какая?
Не слишком свежая?
Не слишком милая?
Не яркая и не быстрая
Нет, знаете ли, воздуха,
такого, истого,
Чтоб всласть напитаться
и вдоволь напиться.
Нет тени щадящей, от жажды укрыться.
И самого главного
главного самого нет
душе покоя.
Чтобы на ночь гасили свет,
А она не знала, что значит такое.
Светлячком бы порхала в ночи,
Кинув дряблое тело.
Я бы ей приказала Молчи!
И она бы не смела
И тогда бы прелестным цветком
Зацвела б эта кожа.
И махала бы я лепестком
Вам и на Вас похожим.
Вот и бреду такая,
Смешно, в этой шляпе, унылые
Вопросы в душе сжигая,
Не слишком свежая, не слишком милая.
1984 г.Предвесеннее
Переполнится страстью и мукой
Вся душа, словно ветка к весне.
Закружи, послезимняя вьюга,
Но тебе не воспрянуть вполне.
Вот предчувствий ласкающий локон
Выбиваясь, взыграл на ветру.
Ни лучей, ни распахнутых окон
Затаённую слышу игру.
Слышу, как извиваются выси,
Словно жадно впиваются в лёд;
Слышу свежесть нетронутой мысли,
Даже слово её не вспугнёт.
Тишины разнимая ладони,
Проскользнёт вдоль движенья ветров
И, как будто случайно, обронит
Свой неясный и тёмный покров.
1984 г.ххх
В такую нескончаемую сырость
Прощаться тяжело и уезжать
(Поэтому весеннюю игривость
Легко нам за отвагу принимать).
И тощие обветренные ветки
Цепляются, скользя по рукаву.
И лист летит последний, редкий
В ещё зелёную траву.
1985 г.Невозвратное
Всякая минута день рожденья.
Всякая минута день кончины.
Мы живём секунды и мгновенья
Нашей жизни долгой величины.
Оттолкнусь от волн реки по берегу
Поплыву, песок сгребая пятками.
И всклокочет кровь тоской по Тереку
Ниоткуда, странной вдруг повадкою.
До того ещё, когда обмолвились,
То не сердце конь стучал копытами,
Не дожди, а слёзы пролились
По отринутому, потому забытому.
Потому сознанием не выношено.
Только кровь намёками, как иглами
Это дерево никем не выращено,
Оно чёрными повисло силами!
И плоды его бесплотные, голодные
В росчерках израненные листики,
Не дописанные до истины
И дожди песочат их безводные
1989 г.Посвящается моей бабушке,
Анне Кузьминичне Терновской
ххх
Анной наречённая
Жизнь грозой прошла.
Всходит солнце горнее
Вот и умерла.
Небеса колышутся