За стеклом пыльного окошка, в свете солнечного блика отражалось чьё-то страшно уродливое лицо. В первый момент она даже не поняла, что это человеческое лицо, а не морда какого-то там чудища-чудовища. И это лицо вперило в неё свой злобный горящий взгляд!
Господи Иисусе, сын божий! Сгинь нечистая сила! испугавшись, закрестилась Вера.
Лицо, или уродливая маска, исчезло. Исчезло и солнце за крышей дома.
Ну, надо же, подумала Верка, дрожа то ли от холода, то ли от страха. До чего натурально! Не дай бог во сне такое страшилище увидеть!
Лизка, ты специально меня напугала? Ну, ты дуурра! Так можно человека уродом на всю жизнь оставить. Не смей так больше шутить!
Какие шутки. Я сама испугалась, чуть в трусы не написала. Шуу-тки-и, тоже мне, скажешь.
Вера, глянув на побледневшее лицо подруги, поверила. Действительно, зачем ей пугать? Значит, то, что она увидела, то и Лизка увидела, только первой. Любопытно, чьё же это «лицо»? Ну и хотелось бы знать это что, игра моего воображения, или так совпали тень и свет в пыльном окошке?
И вновь подняв взгляд на всё ещё бледную подругу, с не прошедшим испугом в голосе, спросила:
Лиз, там, правда, был какой-то человек?
Верка, ты что?! Там, точно, был человек, чем хочешь побожусь!
И тут до Веры дошло. Почему она раньше не сообразила?
Лизка, закричала она, там бомж наших курей ворует! Побежали, поймаем его!
Неее, я не пойду, боюсь. А вдруг это не бомж, а
Трусиха! А ещё подругой называешься. Сама пойду, вот.
Обидевшись на подругу, Верка по тропке бросилась к сараю, но последние шаги к нему она делала не так бодро её обуял страшенный страх!
Часто посматривая на окошко, не появится ли опять уродливое лицо, она, делая короткие шаги и часто останавливаясь, медленно, с опаской, продвигалась вперёд.
Лизка, догнав её, тоже неуверенно следовала сзади и шептала:
Вер, давай не будем заглядывать, а? Давай отца твоего позовём, а?
Но Вера упорствовала, ей хотелось быть смелой. Но обуявший её страх
Лизка схватилась за её руку, и они, объединившись в одно целое словно сиамские близнецы, делая по полшага, стали продвигаться к двери курятника.
Лицо в окошке больше не появлялось.
Дверь была чуть-чуть отворена для курей и припёрта колышком.
Значит, бомж не мог пролезть в узкую щель, чуть осмелев, решила Вера. Тогда, кто же там был, в окошке? Не могло же нам с Лизкой, почти одновременно, показаться одно, и тоже? Может, он залез через заднюю стенку, взломав её со стороны забора? мелькнула мысль в её затуманенной страхом голове.
По-видимому, Лизка подумала о том же.
Вер, услышала она дрожащий Лизкин голос, давай не будем заходить внутрь. Дверь-то почти закрыта. Может он с нашего двора залез, проделав дыру в заборе и стенке.
Давай не будем заходить, быстро согласилась Вера, машинально повторив Лизкины слова.
Ей совершенно расхотелось проверять, есть внутри кто-нибудь, или нет: она всё ещё находилась под впечатлением увиденного образа, и страх ещё не до конца покинул её. Но и идти во двор к подруге ей тоже, ой, как не хотелось, и она сделала вид, что последние Лизкины слова не расслышала.
Лиз, а как же мы пролезем через чёрную смородину? казалось, обеспокоилась она, взглянув на густо растущие, колючие кусты, словно вражеская пехота окружившие сарай.
Я же говорю, давай с нашего двора посмотрим, быстро повторила Лизка своё предложение.
Наверное, её тоже испугала перспектива лазания по кустам, решила Вера. Но и согласиться на предложение подруги она не могла, поэтому ответила уклончиво:
Нее. Там баба Клава.
Ну и что? Она добрая. Она ругаться не будет.
Лиза, может она и добрая, но я её почему-то всегда боюсь. Давай через смородину.
Она никогда бы не призналась подруге, и надеется, никогда в жизни не признается, что бабу Клаву она боится до дрожи в коленках. Баба Клава так похожа на нарисованную в книжках бабу Ягу, так похожа.
И вот сегодня, когда Верка увидела лицо в окошке сарая, ей на мгновение показалось, что оно кого-то напоминает. А через секунду она уже знала кого. Это было лицо бабы Клавы! Но она не сказала об этом Лизке. Зачем ссориться с подругой.
Подруги, осторожно продираясь сквозь кусты, полезли за сарай. Поцарапались здорово! Никогда ещё на их телах не было так много вспухших, и даже кровоточащих царапин. А Вера даже платье порвала в двух или трёх местах.