Как и вчера, размотал я удочку, как и вчера, положил мормышку на дно. И только положил, только собрался приподнять ее хотя бы на сантиметр, как сторожок мой дернулся вниз. Я рванул удочку кверху и услышал, что к мормышке вроде бы прицепилась тяжеленькая гирька. О, как осторожно, с какой тщательностью я вытягивал наверх моего первого зимнего окунька. Наконец мордочка его высунулась из заснеженной лунки.
Окунек оказался маленьким и щупленьким, но не зря гласит народная мудрость: лучше маленькая рыбка, чем большой таракан.
Дрожащими от волнения руками скорее опустил я мормышку на старое место, благо мотыль остался цел. Вот я кладу мормышку на дно, вот собираюсь ее приподнять -- стук! Новенький окунек оказался на мормышке. (Между прочим, выражение о зимнем клеве: "стучит", "стукнул", "не стучит" -- очень точное, ибо во время поклевки через всю удочку к руке передается короткий, энергичный толчок, вроде как удар -- окунь стукнул.)
Засим началась чисто механическая работа. Заправляешь удочку в лунку -не так-то это просто: тончайшая леска путается на ветру, ее относит в сторону, а в стороне она цепляется за бугорки, осколки льда и прочее, -потом следует кивок сторожка, потом вытаскиваешь леску опять на лед, стараясь, чтобы она ложилась кольцами, а не путалась как попало. Потом снимаешь окунька, отбрасываешь его в кучу, поправляешь или надеваешь мотыля и снова заправляешь удочку в лунку.
Начал лепить обильный мокрый снег с ветром. Снег то и дело залеплял лунку, и тут вступала в дело шумовка. Самих нас совсем залепило и замело, а мы как заведенные вытаскивали абсолютно одинаковых стандартных щупленьких окуньков.
В конце ловли пришлось глубоко разгребать снег, для того чтобы собрать весь улов. Разумеется, все окуньки были пересчитаны, и оказалось их у меня сто девятнадцать штук.
Герман торжествовал. Герман обещал мне в дальнейшем золотые горы, потому что он знает все водоемы под Москвой, и не просто знает, а именно вот так: от какого дерева сколько шагов отмерять. Правда, было и у него слабое место, или, лучше сказать, мечта.
Несколько раз в то время, как мы таскали мелочь, Герман глубоко вздыхал и мечтательно, почти с горечью, говорил:
-- Эх, есть на земле водоем и не так чтобы очень далеко. Но очень уж трудно добираться, с пересадками. А потом еще пешком километров пятнадцать или двадцать. Туда нужно только на машине. Но все равно когда-нибудь соберемся. Я-то уж тридцать лет собираюсь -- не соберусь.
-- Какое такое место?
-- Эта мелочь что! -- не слыша меня, мечтал Герман. -- Это одна забава. Там вдруг подходят окуни и ломают у мормышек кованые крючки. А уж лески рвут -- я не говорю. Ты представляешь: кованый крючок -- и пополам... Мечта моей жизни.
-- Да как называется то место?
-- Есть на Большой Волге в Калининской области городок Конаково... Волга перегорожена плотиной, затопила окрестные луга. Местами образовались глубокие заливы в лесу, местами образовались острова, местами в водохранилища впадают небольшие речки. Эх, да что говорить, сердце начинает болеть, как вспомнишь про Конаково. Ты представляешь себе: кованый крючок -и пополам?!
-- Да ведь ты не был там!
-- Правильно, не был. Но верные люди говорили. На обратном пути с зимнего лова в электричке ли, в машине ли, как только чуть-чугь согреешься, невозможно не уснуть. Мне снился дергающийся вниз сторожок и окуневые мордочки, высовывающиеся из заснеженной лунки.
А Герману скорее всего снились лесные заливы возле города Конаково.
В эту зиму я больше ни разу не собрался на лед. Видимо, не так еще сильно зацепила меня эта зимняя рыбалка. Да и обстоятельства складывались неблагоприятно. Но все же именно этой зимой получалась у меня ну, что ли, предпосылка для дальнейшего хода событий.