С тех пор Братухина стала часто приезжать в Питер, каждый раз Тон прятался от неё и, судя по всему, не на шутку боялся. Тем не менее, одно упоминание его имени действовало на Лену возбуждающе. Туманные намёки на возможность получить приглашение в Голландию, мои рассказы о «низких землях» возымели действие, и она дала денег на книгу с анекдотами.
Мы сбились с ног в поисках типографии, которая не только смогла бы такую книгу напечатать, но и сделать это хорошо. В конце концов нам удалось пристроить наш будущий «бестселлер» в контору с явно не профильным для нашего дела названием «Детская книга». Там заказ взяли не глядя, и договор подписали, и аванс получили. Но когда начали печатать, с корректоршей, которую вызвали к печатной машине для проверки текстов, случилась истерика. Были подняты на ноги главный механик и главный инженер, которые, ознакомившись с причиной истерики, в свою очередь повалились прямо у печатного станка, но уже от хохота. Дело дошло до директора типографии. Тот пришёл в ужас, позвонил мне, умоляя забрать от него заказ немедленно, пока дело не дошло до министерства. На сём эпопея с книгой анекдотов закончилась. По стечению обстоятельств Братухина в Питере больше не появлялась, позабыв и про деньги, и про заграницу. Такое случалось с деловыми людьми. Они пропадали так же неожиданно, как и появлялись. Видимо, завод кончался
Иногда мы с Инденком посещали монастырь Тобольской епархии, встречалась с настоятелем, обсуждали возможности общих дел. Нас познакомил Дашкевич, которого после неудачи с анекдотами резко качнуло в противоположную сторону, и он увлёкся идеей переиздать в оригинале «Слово о полку Игореве». С этими высокими мыслями он и предстал пред очи настоятеля и нашёл в том много сочувствия. Но выяснилось, что нужды церкви в части печатных дел гораздо более очевидны. Надо было и книжку про восстановление Тобольского кремля издать, и маленькие иконки для округа печатать, чтобы монастырская братия их на деревянную основу клеила и лаком сверху покрывала. Так что затея Дашкевича была отложена до будущих времен, и он с присущим ему азартом окунулся в дела божеские, проявляя и такт, и вкус, и так не свойственное ему послушание.
В тот день, когда мы встретились с отцом-настоятелем, впервые запахло осенью. Ночью прошёл дождь, и мелкий водяной бисер не просыхая блестел на тронутой тленом листве, паутинах, облезлых чугунных монастырских оградах. Мы стояли возле кремля на холме, и ветер развевал моё платье и одежды батюшки. Уже прощаясь, он протянул мне руку, и я с чувством пожала её, про себя удивляясь вялости и мягкости его слегка вывернутой ладони. Лишь потом я догадалась, что рука была протянута для поцелуя, а я сдуру трясла её что есть силы. Ну да простят меня в моём неведении Годами позже, когда мне приходилось по всяким мирским и церковным делам общаться с разного чина священнослужителями, я отметила, что в большинстве своём они подстроились и на прощанье подавали руку более энергично, чтобы её и пожать было можно, и устами приложиться
Валера оказался хорошим гидом, сразу было понятно, что историю Тобольска и монастыря он изучал давно. Мы прошли по монастырским дворам и через разлом в стене попали в странное место. Узкая улочка с древними постройками, колючая проволока на крышах. Развалившиеся стены, сбитые ступени, дверные проёмы, зияющие пустотой, окна без стёкол с решетками.
Здесь много лет была тюрьма, пояснил Валера. Видите, у той стены расстреливали вся изрешечена пулями. А тут, в бывших кельях монахов, находились камеры.
Мы зашли в такую келью-камеру и с интересом огляделись. В маленьком тесном закутке было грязно, повсюду обломки, подушки с торчащей из дыр соломой, бесформенный пыльный тюфяк.
Тут вроде туберкулезников держали, припомнил наш гид, и мы поспешно выбрались во двор. На обратном пути Валера рассказал, что епархия недавно приняла от государства эту часть своих построек, и теперь решает, что с ними делать, больно уж на них много всякой скверны.
Дашкевич пригласил нас к себе и принялся угощать чаем, как водится, прямо на кухне. Попутно он рассказывал множество забавных и нелепых историй, приключившихся с ним за последние несколько лет тобольской жизни. Как и мой знакомец, главный связист химкомбината Коля-Ваня, Валерка с Лёлей тоже мечтали уехать за границу. Но их земля обетованная располагалась на фешенебельных перекрёстках Нью-Йорка, в отличие от сомнительной притягательности находящихся на военном положении югославских городков, о которых мечтала химкомбинатовская пара.