За нас, грит, за трудовую кость, потому как все на нас держится и ни хрена они без нас не смогут: обделаются! Даже Путин и тот ни хрена без нас не сможет!
И тут у Вовки зачесалось:
Эх, грит, гори оно все ацетиленовым огнем! Не могу, мол, за это не выпить!
Мы ему:
Слышь, Вован, может, ну ее, а? очко-то за него играет.
А он:
Да, идите в шанду́! У меня, грит, может, тоже душа за нас за всех болит! Сделайте доброе дело!
Ну, мы и сделали на свою голову. И понеслось. Долбанул Вован, раздухарился. Мы-то ему, было, накапали поменьше, а он в обиженку: вы что, вашу мать, краев не видите? Вот так с нами одну, другую. А много ли ему надо-то? Слётал в сортир, проблевался малясь с отвычки, возвращается, видит, напротив нас подруга какая-то сидит. Так себе, на пьяный глаз, и ничего, фигуристая. Платьице черенькое, висюльки какие-то. Сама лет за тридцать, морда лица малость помятая, да под штукатуркой и не особо видать. Глазищи соловые с зеленцой, губы красные, волоса бледные, прилизанные. Шалашовка не шалашовка, дама не дама господь ее разберет. Сидит одна за кружкой дежурного пива. Скучает. То ли танцевать не зовут, то ли сама гребует.
Кстати, вот, еще чего: это Вовка уже потом, как в штопор войдет, на дому отлеживается, харчами хвалится. А поначалу его по жизни на приключения тянет. Любит он это дело и умеет находить на свою задницу. Да и вообще, мужик он видный. Башка, конечно, седая, но сам как огурец: высокий, статный не скажешь, что полтинничек человеку. Глотнул Вовка еще соточку, а тут как раз «за окошком снегири» мерин задьячил его любимую, да и подкатил к этой подруге: мол, туда-сюда, базар-вокзал, давай потанцуем. А подруге, видать, только того и надо было:
С удовольствием, грит.
Музыка долбит, мерин про женщину, любимую заливается, на потолке шарик зеркальный зайцев разбрасывает. Интим красота. Вован, боялись упанет, а он с подругой вальсирует, загляденье просто! В натуре пионер на выпускном. Как музыка кончилась, Вовка на ее столик перебрался. Заказали они еще чего-то и стал он ей вкручивать:
Мол, сестричка, родная, все будет в шоколаде и по классу люкс: мол, ты красивая, незамужняя, я красивый, неженатый ща нам всякого интересного вина подгонят, и дуем ко мне. И все пучком. И все веником. Такси по сотовому вызвонил: все как надо, все по-взрослому.
А у ней ресницы намазанные морг-морг. Звать ее, значит, Валя. Муж у ней, значит, пидорас, и поэтому она не против. Короче, не успели мы даже еще по паре соток на грудь принять, а Вовка клифт ейный на нее накинул и к выходу поволок. Мы ему:
Вован, куда, мол?
А он только руки сцепил и над головой потряс: мол, все нормалек, мужики.
Разгулялся таксисту пять косарей сунул, а тот и рад стараться: все пучком! Все по-взрослому!..
2. Ищите и обрящете
Шалашовка, конечно, оказалась эта Валя. Но принципиальная. Выгребла, овца, всю зарплату с лопатника: (видать, на такси), правда, пару тысчонок оставила. Знала: мужик утречком с бодуна подыхать будет. Да и правду сказать: обидно ж бабе! Приволок, напоил, птичьим молоком угощал, песни народные-блатные-хороводные под гитару шпарил, а как до самого интересного дошло, мощи не хватило. И не то, чтоб на полшестого, а так Красавица эта только лифчик с себя скинула, а Вован возьми и отрубись. Стыдобушка!
Короче, просыпается Вовка по утряни, треники свои драные натягивает, кой-что со вчерашнего припоминает и на попу садится. В башке черти что-то перфоратором хреначат, во рту скотобаза, руки такие, что как по малой нужде пойдешь, пару раз кончить можно. Вина нету, денег, через красаву эту приблудную, овцу, теперь особо не разгуляешься, а нынче ведь праздник, тридцать первое число Вот она, подлость-то жизни! Вино, правда, есть, да только не то это вино. Как так, не то?.. Да вот так. Просто надо сечь вованову психологию. У него на комнате на одной стороне диван стоит, там, шкаф, а на другой книжные полки висят. Книжек там никаких нет, конечно, зато много чего другого имеется. Там он пузырей десять всякого дорогого импортного вина себе подогнал. Но не чтобы пить, а для красоты. У Вована на квартире, типа, все для красоты. Коробки пустые чайные, пачки разные от мальборо, которое он ни в жисть не курит, расставлены для красоты. Мерзавчики всякие с одеколоном для красоты. Бабы на стенке голые висят типа, опять для красоты, а между ними божья мать Мария, ну, которую итальянец этот ну как его Леонард, Довинченный нарисовал. Тоже для красоты. Он ее когда-то из «огонька» вырезал, на фанерку приклеил, лаком залил и еще политурой отхреначил. Страшная вещь красота в вовкином понимании