Ишь ты правда твоя. Да уж история, скажу тебе, была такая, что ни в одной книжке такую не прочитаешь.
Ох, и давно это было Тогда ведь знаешь, время-то другое было. Все вместе были. Все друг дружку держались. Вместе-то всегда оно легше. Уж праздник, так праздник, ну, а уж коли горе, то тоже вместе не так отчаяние за душу-то берет. Вместе можно все пережить. Это сейчас все по врозь живут. Нихто никем не нуждается. Нихто никому не подмогнет. Да, все поврозь И кажный сам по себе. А разве ж это дело? Нет, не дело это, ох, не дело. Никто и не знает, кто он да откуда. И не знается никто с родней-то. А порой и враждуют. Даже близкие самые и те враждуют Вместе вроде живут, а как кошки с собаками так и лаются, и лаются все. А чего делят-то и сами не знают. Матри на детей, те в обратную, сестры, братья, все как вражины друг другу стали. Вот оно какое, наказание-то Господне Ох и страшно это. И ведь почитай в кажной семье эдак-то. Все недовольные. Все изозлились. Всем все мало! И ведь это самые близкие друг дружке люди. Что уж про чужих-то говорить! Неправильно это.
Ты права, бабушка. Все так Ты вот говоришь, вместе, мол, не живут. Но ведь это естественно, что птицы улетают из своего гнезда, когда подрастают.
Так то птицы. Но и они возвращаются, все одно стаями живут. Не по одному. Я так думаю и люди должны друг дружку держаться. Уж родные-то! Вместе-то оно завсегда легше жизнь переживать.
Однако ж, бабушка, расскажи историю твою. Интересно же!
Ну, да ладно, расскажу тебе историю-то. Ох, история была Ну, слушай
Часть 1. Все проходит
***
В просторной келье было почти совсем темно так, что только угадывались очертания предметов. Лишь в углу под иконами едва тлела лампадка, да на тумбочке возле широкой лавки, приспособленной для сна, догорал огарочек свечи. На лавке неподвижно лежала старая монахиня, рука ее выпросталась из-под одеяла, и в свесившейся ладони были крепко зажаты деревянные четки, до блеска натертые многолетним и частым перебиранием. Рядом сидела в надвинутом до самых бровей куколе схимница, которая, закрыв глаза, беззвучно шевелила губами.
Что у вас тут случилось? раздался густой бас вошедшего старца-духовника.
Ш-ш-ш, остановили его.
Схимница молча кивнула в сторону ложа.
Похоже, кончается, только и произнесла она еле слышно.
Монахиня медленно открыла глаза и, увидев старца, что было силы вцепилась в его руку, пытаясь привстать.
Лежи, лежи, матушка, что ты, заволновался духовник. Я и так с тобой поговорю. Ты что это тут болеть надумала, расстроенно укорял он ее полушепотом.
Пусть выйдет, прохрипела умирающая, кивнув на схимницу.
Ступай, дочь моя, мы тут сами управимся, попросил ту старец.
Пошли гонца в село, в Рождественку, батюшка, Христом Богом прошу, задыхаясь, прошелестела через силу монахиня.
Али в уме ты? Кого это я в поселок пошлю, да и зачем? Ночь-полночь на дворе. К утру ведь только и доберутся туда.
Пахома, конюха пошли или лучше Якима, хоть и старый, он знает, куда ехать надобно. Там Арсений Никифоров живет, на отшибе, на улице у самого леса, так и называется она, улица-то Лесная. Пусть он приедет и детей всех привезет, кого сможет собрать. А, может, и внуков. Повидать их хочу перед смертию своей, сбивчиво проговорила больная, роняя нечаянные слезы.
Объясни ты толком. Не пойму я ничего. Кто таков этот Арсений?
Грех на мне великий. Прости ты меня, Господи, перекрестилась нетвердой рукой умирающая, и ты, батюшка Филимон, прости. Не могла я сказать раньше-то. Никак не могла, закашлялась вдруг монахиня.
Не волнуйся ты так. Говори, не торопись. В чем грех твой, матушка?
Не успеть я боюсь, батюшка. Муж ведь это мой. И дети. Четверо их у меня было: Илюша старшенький, первенец мой, Дашутка, Никитушка и Аришенька, младшенькая. Живы-здоровы все были до сей поры. Увидеть их хочу напоследок. Не откажи в просьбе-то моей, молю тебя Христом Богом!
Как муж?! Как дети?! ахнул старец. Бредишь ты, что ли?! И столько лет молчала?! Если б не знал тебя давным-давно, епитимью возложил бы, не посмотрел бы на заслуги твои, да что болезная, одновременно недоумевал и гневался он.
Не болезная я. Помираю ведь. Потому и сказала. А за грех свой скоро уж и ответ держать буду. Да не здесь. Перед Богом. Он милосердный, простит выдохнула больная, бессильно откинувшись на подушки.