Я все еще продолжала вырываться, как неожиданно почувствовала резкую боль в области пяток. Удары продолжались. Было адски больно. Видимо это и стало толчком к возвращению воспоминаний. Перед моими глазами пронеслась картина с Лариным, пытавшимся меня изнасиловать, мамой в КПЗ, Лешкой, плачущим, чтобы его не забирали в мальчишеский корпус. Не знаю, откуда во мне появилась сила, но я резко поднялась, да так, что сидящая на мне Любаша Монро отлетела на пару метров. Не раздумывая, я схватила с тумбочки настольную лампу и со всей силы запустила ее в Машу. Та сначала замерла, а потом медленно опустилась на пол и заплакала. Я набросилась на Марику, которая била меня указкой по пяткам, и стала колотить ее по лицу. Она явно не ожидала такого поворота. В это время Любаша выскочила в коридор с воплями: «Люди! Здесь Машку-Глыбу и Маришку убивают!». Эх, девочки Какими бы мы сильными не были, все равно плачем, как маленькие. И совсем не важно, в каком ты возрасте и социальном положении.
На вопли Любаши сбежались дежурные и учителя. Правда, я не замечала никого вокруг. Эмоции, накопленные во мне за все это время, выплеснулись в диком рвении проучить Машу-Глыбу и ее шестерок. Дежурные еле-еле оттащили меня за волосы в сторону, хотя я нисколько не сопротивлялась. Тут же меня отвели в какой-то полутемный кабинет, похожий на камеру. Я все еще была в бешенстве. Как потом рассказывала Вероника, я походила на сумасшедшую и даже в процессе драки вырвала клок волос у Марики.
В кабинете было темно и сыро, только сквозь маленькую форточку пробивался солнечный свет. Мне стало боязно. Я никогда не попадала в такие помещения, напоминающие карцер. При этом в душе я была рада, что смогла не просто вылезти из-под этой Любаши Монро, а дать сдачи! Мне было даже жалко, что не все трое получили. Минут через десять в комнату вошла Виктория Сергеевна.
Встань с места! крикнула она, сверкая глазами от злости.
Но я не пошевелилась. Виктория Сергеевна дождалась, пока ей принесут стул, и присела рядом со мной. Я знала, что сейчас мне попадет.
Значит так, Спиридонова! Скажи, мне оформить данный инцидент как хулиганство? Лампа попала ей в голову и задело ухо! А если бы она оглохла? Что было бы?
Я молчала, хотя мне так хотелось рявкнуть, что им досталось поделом.
И пойдешь по этапу, по лагерям! Тебе это надо? А как же брат? Ты о нем разве не подумала? ее слова меня словно отрезвили.
Простите, Виктория Сергеевна, я подняла голову и смело посмотрела на нее.
Вас бы всех наказать, да рука не поднимется у меня! Хотя суть конфликта я знаю от и до. С этими тремя я тоже проведу разъяснительную беседу. А теперь, иди в класс! Еще раз такое повторится, оформлю как хулиганство! Мое дело тебя предупредить, она поднялась со стула и добавила: Тебе в четырнадцатый кабинет, это на первом этаже.
Расстояние от «комнаты-карцера» до кабинета мне показалось чудовищно огромным. После ударов по пяткам я еле переставляла ноги и шла, морщась от боли. Отыскав нужный кабинет, я постучалась и сразу вошла. Девочки тут же повернулись ко мне и начали перешептываться. Учительница ответила на мое приветствие и указала, куда сесть. Дойдя до своей парты, я плюхнулась, опустила голову и заревела. Физическая боль смешалась с моральной. Неожиданно ко мне подошли девочки и начали успокаивать, но это продлилось недолго, учительница дала понять, что занятие началось.
Уроки в тот день были разными: алгебра, геометрия, русский язык и литература. Все они проходили в одном кабинете, сменялись лишь учителя. На переменах я ни с кем не общалась по классу, да и девочки больше не подходили. Видимо в самом начале их растрогали мои слезы, но жалость закончилась быстро. После последнего урока я вышла в коридор, где увидела поджидавшую меня Веронику.
Как прошел первый день учебы? спросила она, заискивающе улыбаясь.
Лучше не бывает, в отличие от нее, радоваться мне было нечему.
Ну, ты вообще-е-е-е! Самой Маше-Глыбе по башке дать! А эту Марику ты вообще забила, чуть ли не до посинения!
И что будет теперь? Весь детский дом против меня?
Да не-е-е! Наоборот, тебя стали уважать! А мне даже позавидовали, что у меня появилась такая подруга, как ты! Не боись, теперь тебя не тронут! подмигнула Вероника. Как твои ноги?
Ходить могу, но больно очень, ответила я. Вероник, а ты проводишь меня к Лешке?