Я решила, что ничего не скажу Киттен и вообще не буду больше думать о своих предчувствиях. Иногда мне казалось, что они лежат у меня внутри, как тяжелые камни. Я закрыла глаза. Разрешила музыке войти в себя и свободно струиться сквозь мое тело. Словно сквозь сон я слышала стук трости месье Борлина, его фырканье и замечания, звуки фортепиано, гудение печки. Спустя некоторое время я снова открыла глаза.
Маргарет Моррис из Лондона устраивает мастер-класс по своей системе движения на следующей неделе. Пойдем? В Англии от нее все без ума. Киттен посмотрела на меня из-под локтя, и мне показалось, что у нее странный, блестящий взгляд, словно она плачет. Но через мгновение она моргнула, и я подумала, что, должно быть, ей в глаза просто попала пыль.
О, с огромным удовольствием, Киттен. И у меня возникла новая идея для танца, который я хочу поставить. Хочешь, я покажу тебе после занятия?
Да, новый танец постепенно складывался у меня в голове. Вдохновившись стихотворением Китса, я хотела включить в него радугу и, возможно, что-то из плясок примитивных племен, чтобы помочь баббо с его книгой. Я мечтала создать танец дикой, исступленной радости, от которого зрители в напряжении сидели бы на краешках кресел. Это был довольно честолюбивый и смелый замысел. В нем должны были участвовать несколько танцовщиц, каждая представляла бы собой полоску радуги и была бы наряжена в определенный цвет. Мне виделось, как они сплетаются между собой, завязываются в цветные узлы, а потом рассыпаются по сцене и тихо кружатся, как крылатые семена платана, медленно падающие на землю. Пока еще я не обсуждала это с Эмилем, но надеялась, что он сочинит для меня музыкальное сопровождение, с четким ритмом, настойчивым, беспокойным, создаваемым несколькими барабанами.
О да, конечно! Понятия не имею, откуда ты берешь все эти идеи. У меня они никогда не появляются.
Ее голос заглушил гнусавый баритон месье Борлина:
Дыхание! Дыхание! Не забывайте следить за дыханием!
Танец был ключом ко всему, ответом на все вопросы. Что бы ни преподнесла нам жизнь, мы должны продолжать танцевать.
Глава 3
Ноябрь 1928 годаПариж
Отнеси им выпить, Лючия. Времени-то уже больше пяти. Мама вручила мне бутылку охлажденного белого вина и два бокала. Он читает без передыху два часа подряд. У бедного парня, должно быть, совсем в горле пересохло.
А кто там мистер Макгриви или мистер Макэлмон? поинтересовалась я. Последние две недели они по очереди приходили читать баббо. Мне бы хотелось, чтобы сегодня это был мистер Макгриви. Он был не таким кичливым, как мистер Макэлмон.
Ни тот ни другой. А теперь давай-ка поднимайся и отнеси им это вино, а не то они улизнут в кафе «Франсис» и просидят там всю ночь.
Я не могу сдвинуться с места. Сегодня занималась восемь часов. Мы репетировали танцы для фильма помнишь, я тебе говорила, и у меня безумно болят ноги. Я хромала всю дорогу домой. Я показала маме ногу клочки кожи свисали с пальцев, похожие на пластины грибов.
О, только не жалуйся. Некого тут винить, кроме самой себя. Он очень привлекательный. Она кивнула в сторону кабинета баббо. Ирландец. Говорит и по-французски, и по-итальянски, и уж не знаю еще по-каковски. Мало кто из ирландцев на такое способен.
Как его зовут? Я съехала на краешек дивана, пытаясь встать.
Имя я не запомнила. Слишком много народу вертится вокруг твоего отца. Ловят каждое его слово. Бог их знает, откуда они все берутся. Мама вздохнула, села и принялась листать журнал мод. Да Если бы сам Господь Бог спустился на землю, то и он уселся бы печатать эту самую книгу, которую пишет отец.
На полу кабинета баббо были разбросаны ирландские газеты. По всей комнате там и тут были расставлены высокие стопки книг просто чудо, что они не падали. Баббо был в своем белом пиджаке, который делал его похожим на дантиста; он сидел в привычной ему позе: ноги скрещены, ступня прикрыта той ногой, что сверху. Напротив него, словно отражение в зеркале, устроился высокий худощавый молодой человек, точно копируя позу баббо, даже его ноги были скрещены на тот же манер. Он читал вслух что-то из «Ада» Данте.
Я узнала его сразу же, как он поднял голову. Мужчина за окном ресторана. От неожиданности я даже подумала, что ошиблась, но, тщательно всмотревшись в его лицо, осознала: это действительно он. Только теперь его глаза напоминали сине-зеленые бездонные озера. На нем были такие же круглые очки в тонкой оправе, как и у баббо, но, разумеется, с более тонкими линзами, и серый твидовый костюм. Когда он взглянул на меня, я поняла, что он тоже узнал меня.