Когда оба половца, Лайсман и Карпенко выходили из гостиницы, все четверо были с марлевыми повязками на лицах. Кроме того, умывшиеся под душем Кэчтэн и Кэчуш были переодеты в чистые нательные рубашки и кальсоны, ещё им выделили теплые больничные курточки-пижамы, уже сверху всего этого было одето их кожано-меховое облачение, которое, несмотря на сушку фенами и почти часовое проветривание, все же попахивало хлорамином. Бескаравайнова хотела поменять им всю одежду, но тут Гринёв воспротивился. Он понимал, что без этого оригинального облачения и без оружия половцы не будут уже похожи на самих себя.
Кэчтэну очень понравилось купание в струях теплой воды и намыливание пахнущим сиренью удивительным веществом под названием «мыло». Роман, который объяснял ему и Кэчушу, как пользоваться душем и мылом, в свою очередь удивлялся сухому, но жилистому, с четким рельефом мышц телу Кэчтэна, исполосованному еще одним колото-рваным и тремя рублеными шрамами.
Вначале шестого в большом зале администрации собрались почти все руководители крупных и средних предприятий города, а также большинство депутатов городской думы, ожидавших обещанного им появления половцев. Шум и гвалт в переполненном зале стояли неимоверные народ делился поразительной информацией, слухами, предложениями о том, что делать. В это время на сцену, к столу президиума, через отдельную закулисную дверь вошли Гринёв и четверо его спутников, которые сели за стол. Гринёв, сразу пройдя к трибуне и подождав, пока рассядется и затихнет зал, сказал через марлевую повязку:
Прошу всех присутствующих, в целях соблюдения карантинных мероприятий, не подходить к сцене ближе первого ряда.
Затем, сдвинув повязку под подбородок и кивком головы разрешив это сделать своим спутникам, он продолжил свое выступление, рассказав подробно о том, как, почему и где оказался их город. Потом, сообщив, что в тридцати километрах к северу от города было обнаружено стойбище одного из половецких родов, он предоставил слово Роману.
Роман, выйдя к трибуне, вкратце рассказал о своем путешествии по заснеженной степи, о битве с волками, об убитом ими медведе, о половецком стане.
Зал слушал с напряженным вниманием. Никто даже не дремал, несмотря на самую сонную предрассветную часть ночи.
В конце, как и договаривались с Гринёвым, он представил Залу Кэчтэна и Кэчуша, рассказав, кто они такие, и что отправились они сюда в качестве послов. Роман пригласил на свое место Кэчтэна и вернулся за стол.
Кэчтэн, который не выпускал из левой руки свой щит, вышел к трибуне, резко поднял над головой выдернутый из ножен меч, со свистом разрезал перед собой воздух и аккуратно положил его перед собой, накрыв щитом. Затем низко поклонился залу в пояс и начал свою короткую речь, которую переводил подошедший к нему Лайсман. Кэчтэн, которому Алексей представил сидящих в зале, как старших, «лучших» людей города, отнёсся к своему выступлению очень ответственно. Он рассказал о жестоких и яростных победителях русичей и половцев на Калке в прошлом году. Об их великом и непобедимом полководце Сэбэдае, о том, что половцы гордились бы союзом с их городом и о том, что он на межплеменном совете будет убеждать их заключить такой союз для защиты их с земель от татар.
Кэчтэн, сталкиваясь то с одним, то с другим техническим средством цивилизации конца двадцатого века, всё больше сомневался, люди ли эти русские, не боги ли они? Разговаривают друг с другом на расстоянии, ездят на авголах, убивают грумпычами всё волшебное, всё удивительное. При этом русские уважали и слушали Башкэча и теперь вот слушают его. Нет-нет, гордые, сильные и свободные половцы, предпочитающие погибнуть, но никому не подчиняться и не платить дани, должны согласиться с ним и стать данниками этих удивительных русских. Богам за свою защиту дань платить не стыдно.
Обезображенное лицо Кэчтэна притягивало и гипнотизировало зал. Оно воздействовало своей правдоподобностью больше, чем его щит, меч, одежда, да и сам рассказ. Вопросов не было. Тем более, что Гринёв пресёк попытки их задавать ещё во время выступления Карпенко, попросив зал отложить их на потом. Когда Кэчтэн закончил свою речь, прерываемую переводом Лайсмана, Гринёв встал и объявил:
А сейчас слово для доклада и ответов на вопросы предоставляется Председателю Совета обороны Ярославцеву Андрею Андреевичу.