Через полчаса, узнав от дежурного, что Жилин у Ярославцева, они поехали в администрацию и ждали в приемной, пока не закончится совещание и не выйдет Виктор Борисович. Узнав от него на бегу последние новости о том, где очутился их город, о половцах, о Совете обороны, о новых комендантских обязанностях Жилина, Бескаравайновы сели в машину переварить информацию.
Боже мой, боже мой, боже мой, боже мой, причитала Юлия Романовна.
Гавриил Кириллович молчал, он пытался построить хоть какие-то прогнозы на, ближайшие дни, да что там дни часы! И как ни крути, всё у него получалось одно мрачнее другого.
Гаврюша, надо спасать детей и внуков! внезапно воскликнула Юлия Романовна.
Давай подумаем, как.
Сейчас же поедем, соберём их и надо бежать и бежать отсюда! Гаврюша! Что ты стоишь? Скорее!!! Давай!!! Заводи!!!
Куда бежать-то?!
Куда-нибудь! К маме под Рязань. К твоему другу в Москву, наконец! Бежать! Бежать! Бежать! повторяла она, схватившись сбоку за баранку руля. Ее вытаращенные глаза смотрели на мужа с возмущением:
Ну, скорее же!
Тридцать два года прожили они вместе, прожили, в общем-то, счастливо. Были у них и беды и праздники, и ссоры и моменты высшего духовного единства, вырастили и выдали замуж троих дочерей, радовались пятерым своим внукам и внучкам, и за всё это время Гавриил Кириллович ни разу, никогда не поднимал руку на свою жену. Сперва он страстно любил её и обожал, потом воспринимал уже просто как неотъемлемую часть своей жизни вместе с дочерьми, потом зятьями и внуками, а разве можно не любить свою жизнь. Грешно обижаться на судьбу, да ещё, если она подарила тебе такого верного и любящего тебя человека. За всю жизнь у неё только однажды было похожее состояние паники. Они жили тогда в сыром подвале частного дома на Рабочем посёлке, снимая его за 30 рублей в месяц, и платили хозяйке дома ещё 35 рублей, как нянечке. Он, отслужив после техникума в армии, третий год работал мастером на ГПЗ-15 и учился на вечернем отделении горхоза. Она студентка второго курса медицинского института родила около года назад их первую дочь Александру. В ту памятную ночь их дочурка под утро даже не плакала температура у неё поднялась под сорок. И тогда те же вытаращенные глаза, то же: «Скорее! Бежим в больницу!» «Куда, родная? Через весь город? Я сейчас побегу и вызову скорую помощь». Он одевался, а она кутала дочурку, не слушая его. Когда же уже одетый увидел, что его Юлька надевает пальто, подошёл к ней, сильно встряхнул за плечи и крикнул: «Я сейчас приду со скорой и с врачами и отвезу вас в больницу»! Силой снял с неё пальто, Юлька села на койку и согнувшись зарыдала.
Бегом по слякоти к телефону-автомату, ожидание «скорой» на промозглом ветру с мартовским снего-дождём, сопровождение машины с красным крестом к дому с мыслью: «Только бы не завязла в грязи» всё это заняло полчаса, которые казались вечностью. Когда он вслед за доктором и медсестрой вошёл в дом, то увидел жену, рыдающую в прежнем положении.
Доктор, мужчина лет сорока, сразу же распеленал ребёнка и осматривая его стал задавать дежурные вопросы: «Когда, как, что делали, какие лекарства?..». Гавриил начал было отвечать, но врач его тут же прервал: «Я спрашиваю у вашей жены. Как её зовут? Юля, рассказывайте», и Юлька, встав с кровати, стала отвечать на его вопросы, подавляя всхлипывания и вытирая опухшие глаза. Врач сделал их дочке укол, записал что-то на листочке и всё то время, пока она укутывала ребёнка и одевалась сама, непрерывно с ней разговаривал о всяких житейских мелочах, а перед уходом спросил: «Знаете, Юля, какое сейчас главное лекарство для вашей дочки?» И сам же ответил: «Ваше спокойствие и уверенность в её выздоровлении. Бог его знает как, но ваша паника захватывает и ребёнка, а паника всегда ускоряет гибель. Так что успокойтесь и зарубите на своём носике Ваша уверенность придаёт ребёнку силы. Пошли». Гавриил проводил жену с дочкой на «скорую» и всю жизнь благодарно вспоминал того доктора, спасшего его дочь и научившего их чему-то очень важному.
Бывали в жизни и другие крутые ситуации, но его Юлька всегда проявляла удивительную стойкость. И вот теперь, на тебе
Гавриил Кириллович, у которого у самого сердце сжалось от беды, ударил жену ладонью по правой щеке:
Остановись!!!
Юлия Романовна сникла и заплакала. Бескаравайнов взял ее лицо в свои ладони и, глядя ей в глаза, заговорил: