Чё, сучок, думаешь, смешно вырядился?
Человечек, даже стоя на цыпочках а он почти висел в воздухе, касаясь пола лишь носками стоптанных туфель, не доставал Александру и до плеча. Он по-птичьи повёл, дёрнул головой и совершенно спокойно, словно не видя занесённой руки, ответил тихо по-русски:
А разве должно быть смешно?
Говорил он с каким-то мягким акцентом, с запинками, как бы вспоминая давно не используемые слова.
Так ты ещё и русский? вызверился Александр.
Не совсем, так же спокойно ответил человек, продолжая, как кукла-марионетка, покачиваться на носках Александр удерживал его практически навесу одной рукой. Я еврей из Литвы.
Так как же ты, еврей, и в таком паскудном наряде? Александр от изумления начал потихоньку приходить в себя.
Если вы меня отпустите, то я попробую объяснить, так же тихо и безжизненно ответил тот, а когда Александр разжал кулак и опустил занесённую правую руку, добавил:
Давайте пойдём, выпьем что-нибудь это долгая история.
Они не вернулись в зал, а вышли на пляж, к открытому круглые сутки бару, взяли по двойному чистому виски и сели в стороне, за крайний столик, стоящий прямо на песке. Маша увязалась было с ними, но Александр показал ей знаком, что не надо, и она, надувшись, ушла в номер собирать чемодан.
Кстати, меня зовут Джозеф, представился мужчина, или Иосиф, как вам удобнее.
Александр, всё ещё слегка на взводе, буркнул в ответ своё имя. У стойки бара при ярком освещении он впервые разглядел, на кого набросился, и почувствовал себя неуютно это был старик: тощий, щуплый, но с прямой спиной и гордо задранным подбородком. Старик был не брит, на впалых щеках пробивалась седая щетина, выглядел он устало, но большие, чёрные и печальные глаза смотрели на Александра с интересом.
Моя история, собственно, ничем не примечательна, начал он, крутя в руках стакан с виски, ну, по крайней мере, для того времени. Я родился в Литве, когда она была ещё самостоятельной. Когда началась война мне было шесть лет, отца сразу забрали в армию, где он тут же и погиб, а мы уехать не успели. Времени не было немцы заняли Литву в первые дни войны. Нас: меня, маму и деда, спрятал сосед пожилой литовец, школьный учитель. Мы просидели в подвале его дома почти два года, а потом кто-то из соседей заметил и донёс. Учителя расстреляли, а нас троих отправили в концлагерь. Дед умер ещё в поезде, в товарном вагоне, в котором невозможно было даже сесть, так плотно он был набит. Меня с матерью разлучили, и больше я её никогда не видел. Потом уже, намного позже, я выяснил в архивах, что не стало её тогда же в сорок третьем. А я выжил. Не стану рассказывать вам обо всех ужасах этого вы всё и так, наверняка, знаете. Сначала чудом выжил в одном концлагере, потом меня и ещё множество детей и подростков почему-то перевезли в другой, а потом, в начале сорок пятого, нас освободили американцы. И, когда у меня, тогда уже десятилетнего доходяги, случайно появилась возможность через Красный Крест выбирать, куда я хочу поехать, я выбрал Америку. И вот живу там уже почти шестьдесят лет. Был женат жена умерла рано, женился снова, а, кстати, вот и она. Легка на помине, он помахал рукой спешащей к ним крупной женщине лет пятидесяти:
Я здесь, Лиз. Мы тут разговариваем, сказал он ей по-английски, когда она приблизилась. Всё в порядке. Нет, не надо волноваться, иди в номер или погуляй, пожалуйста, я тебя прошу.
Лиз была одета для шоу. На ней был тот самый, распространённый среди дам наряд: верх из сетки и короткая кожаная юбка. Только вместо сапог на ней были надеты туфли на высоком каблуке и чёрные чулки на широкой резинке, что делало её грузную фигуру ещё комичнее. Она недовольно фыркнула и сердито покосилась на Александра.
Шоу ещё не закончилось. Я вернусь обратно в зал и, хорошо бы, чтобы ты тоже пришёл, раздражённым тоном громко сказала она, развернулась и пошла назад, похлопывая себя плёткой по бедру.
А здесь-то вы как оказались, спросил Александр, провожая взглядом Лиз.
Да, собственно, из-за неё, усмехнулся Джозеф, качнув головой в сторону удаляющейся жены. Она любит эти игры, а мне в моём возрасте, честно говоря, всё равно в штанах загорать или без, а так хоть какое-то освежение чувств, новизна какая-то.
Так, а костюм-то этот, чёртов, при чем? снова стал заводиться Александр.