Другой современник выразился еще конкретнее:
«чтобы сохранить глаза, уши и голову».
Не исключено, что Хайям еще и хотел испытать на себе действие исламских святынь. Видимо, они на него не подействовали.
Неизвестно, написано вот это рубаи до паломничества или после, но можно представить внутреннее состояние поэта по горечи и безысходности, которые он вложил в эти строчки:
Один Телец висит высоко в небесах,
Другой своим хребтом поддерживает прах.
А меж обоими тельцами поглядите,
Какое множество ослов пасет Аллах!
Обогнав время на многие столетия, Хайям постоянно терзался сомнениями. Во всех канонических религиях его пытливый ум находил множество противоречий. Например, в каждой из них был свой рай.
Прекрасный логик и политик мучился на первый взгляд простыми вопросами.
Неужели и на Небе людей ждут те же разногласия и раздоры?
Куда же тогда попадут безгрешные иноверцы?
Никто из окружавших Хайяма людей, даже самых мудрых, вряд ли мог ответить на такие вопросы. Потому он и направлял их к Богу, делая это достаточно дерзко, не боясь укорять за несправедливость, творящуюся на земле:
Добро и зло враждуют: мир в огне.
А что же небо? Небо в стороне.
Проклятия и яростные гимны
Не долетают к синей вышине.
Казалось, что он этим хочет вызвать огонь на себя, получить от Бога хоть какой-то знак. Но ответа не было. Хайяму оставалось соглашаться с эпикурейцами, ведь древние греки представляли Бога лишь как величественного наблюдателя.
Среди их высказываний можно найти и такое:
разве будет мудрый вмешиваться в дрязги глупцов?
Многие исследователи относят Хайяма к пантеистам. Со временем он действительно пришел к выводу: Бог всеобъемлющ и совершенно недосягаем для человеческого разума, потому он не может вписываться в какие-то образы. А познать можно лишь его маленькую частичку, заключенную в самом себе:
«Ад и рай в небесах», утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай не круги во дворе мирозданья,
Ад и рай это две половины души.
Тема веры в творчестве Хайяма довольно значительна, но она не заслоняла ему окружающую действительность.
С не меньшим интересом он вникал в суть жизни и в сущность самого человека. И если человек ему был в какой-то мере понятен, то с общественным устройством нравственные принципы и логика Хайяма находились в явном противоречии. Попытки стать таким же, как все, у него заканчивались неудачно:
Чтоб угодить судьбе, глушить полезно ропот.
Чтоб людям угодить, полезен льстивый шепот.
Пытался часто я лукавить и хитрить,
Но всякий раз судьба мой посрамляла опыт.
Потому единственное, что мудрый Хайям мог противопоставить существующим законам общества и религиозным канонам, это призывать людей ценить жизнь. В рубаи он воспевал любовь к земле предков, родному дому, природе, женскую красоту и свободу чувств:
Дай вина! Здесь не место пустым словесам.
Поцелуи любимой мой хлеб и бальзам.
Губы пылкой возлюбленной винного цвета,
Буйство страсти подобно ее волосам.
Эту же мысль озвучил и французский ориенталист Дж. Дермстетер:
« это бунт против Корана, против святош, против подавления природы и разума религиозным законом. Пьющий для поэта символ освободившегося человека, попирающего каноны религии».
Все противоречия в своей мятущейся душе Хайям унес с собой. По рассказам его учеников, он исполнил молитву на сон грядущий, положил земной поклон и, стоя на коленях, произнес:
«Боже! По мере своих сил я старался познать Тебя. Прости меня! Поскольку я познал Тебя, постольку я к Тебе приблизился».
С этими словами на устах поэт, философ и ученый умер.