Да, мечтательно вздохнул Самед, трехкомнатная квартира в центре города это не панельный дом в Ахмедлах. Этаж какой?
Третий.
Здорово, согласился и Мирза. Обеспеченным человеком станешь. Не забудь тогда в гости пригласить
Самым дорогим гостем за моим столом будешь, горячо заверил Таир, выпуская из виду то обстоятельство, что, завладев в мечтах квартирой Глебовичей, он как-то невзначай мысленно уже похоронил бабушку и деда.
Собираться пора, озабоченно сказал Самед, совсем жарко стало.
И все согласились с тем, что надо уезжать, не то можно получить солнечные ожоги. А поскольку народ в это время только еще прибывал на пляж, уехали парни с ветерком и относительным комфортом в полупустом автобусе. Причем Таир, выпивший с непривычки целых две бутылки пива и разморенный морем и солнцем, даже задремал, прислонившись головой к оконному стеклу, и очнулся только при подъезде к станции метро, от которой они несколько часов назад стартовали.
Ты хороший парень, Таир, сказал на прощание Мирза. Если кто тебя обидит мне скажи.
Мальчик пока не представлял ситуации, при которой пришлось бы обращаться за помощью к старшему другу, но слышать такие слова было приятно, и он, польщенный, пообещал непременно сразу же связаться с Мирзой, хотя ни телефона, ни адреса ему не оставили.
В пятницу Таир позвонил деду, осведомился о здоровье, услышал в ответ обычное «потихоньку», напомнил, что завтра придет, и намекнул, что для Софьи будет маленький сюрприз. Сюрприз и вправду был вещью незначительной, но крайне необходимой в хозяйстве. Мальчик смастерил для бабушки из медицинской бутылочки брызгалку для белья, проделав в пластиковой пробке дырочки при помощи разогретой на газе иголки. Сил не было смотреть, как Софья набирает полный рот воды и с шумом разбрызгивает ее по ветхим простыням перед тем, как их проутюжить. Новое постельное белье здесь стелили только Таиру.
И вот он взбежал по крутым ступеням каменной лестницы на третий этаж старинного дома, сжимая газетный сверток с брызгалкой в потной руке, изрядно запачканной типографской краской, и позвонил в дверь. Никто не отозвался. Таир позвонил еще раз. Тишина. Он забеспокоился. Быть такого не могло, чтобы никого не было дома. Прислонился ухом к двери, чтобы послушать, что там, за дверью, и неожиданно она подалась.
Здравствуйте, я пришел, громко сказал Таир, разуваясь в прихожей. А почему все нараспашку? У вас сегодня день открытых дверей?
Тишина.
Мальчик вошел в полумрак комнаты с зашторенными окнами, служившей гостиной, и замер на пороге. На диване, развалившись в странной, неестественной позе, застыл его дед. Голова откинута на мягкую спинку, руки свисают с сиденья, на котором валяется раскрытая книга, по голубой шелковой майке растеклось темное пятно
Ты чего, дед? испуганным шепотом спросил Таир, не решаясь подойти ближе и заранее предчувствуя, что ему не ответят.
Газетный сверток с сюрпризом для Софьи выпал из рук и покатился по деревянному полу. Мальчик в одних носках опрометью бросился вон из квартиры, закричал, забился в соседнюю дверь. Открыл пожилой седовласый азербайджанец в спортивных брюках и белой майке. Таир знал, что это профессор, преподающий в университете математику, и схватил его руку, потянул за собой:
Помогите! Помогите, все другие слова вылетели у него из головы.
Ня олуб, ай, оглан?10 Зачем так кричишь? недовольно отозвался сосед, но влекомый Таиром, двинулся за ним следом.
Там дедушке плохо, «скорую» надо, выкрикнул Таир, боясь еще раз взглянуть на распростертое тело и пропуская профессора вперед, а бабушки дома нет.
Вахсей11, только и сказал сосед, подойдя к дивану, на котором полулежал Петр Глебович, а потом повернулся к Таиру. Иди, мальчик, к нам домой, иди скорей!
Но было поздно. Он уже увидел то, чего не заметил в первый раз. И скатанную ковровую дорожку, из которой торчали полные ноги в женских босоножках, и пустые картинные рамы, сваленные в углу, и страшную рану на виске деда.
П-п-п-п, Таир хотел сказать: «Позвоните в милицию», но выговорить ничего не смог. Он еще не знал, что с этого момента начал заикаться, и в минуты сильного душевного волнения будет «спотыкаться» на согласных звуках всю дальнейшую жизнь, но уже понял, что ни бабушке, ни дедушке помочь ничем нельзя.