Мы уже хотели уходить. Как я говорил, политические аспекты жизни меня тогда не волновали. Всё это было скорее просто интересно, не более. Ни я, ни Митька не думали, чем всё это обернётся. Мы уделяли этим переменам минимальное количество нашего внимания, и считали, что всё вновь как-нибудь разрешится. Мы снова будем бегать в кино, а родители будут лепить пельмени по выходным.
Мы развернулись, продираясь сквозь толпу, которая вокруг нас начала заметно сжиматься. Если бы не моя «безопасность», нас тогда спокойно могли затоптать, настолько плотно все двигались друг к другу.
Выйдя чуть дальше, туда, где теснота была не столь монолитной, внезапно я увидел голубые «Жигули», которые, не останавливаясь, мчались по тротуару. Сразу не разглядел, кто был за рулём. Но автомобиль не сигналил, не тормозил и мог посбивать всех, кто был у него на пути. Тотчас отпустив, Митькино запястье, я бросился туда. Это случилось инстинктивно. Нет, я не выхватывал людей из-под колёс. Я весил едва ли больше шестидесяти килограмм и вряд ли мог столкнуть их всех с траектории автомобиля. Всё-таки, там было слишком много народа, а я не Жан Клод Ван Дамм.
Я просто решил действовать, как всегда, пробежал, пересекая путь машины. Водитель, в тот момент я рассмотрел его, старик лет под семьдесят, тут же крутанул руль влево и резко затормозил. К счастью, люди заметили автомобиль, но не меня. Я остался стоять на месте, наблюдая, как старик, вначале остановив «Жигули», начал осторожно выруливать назад. Я пошёл навстречу, давая водителю время на манёвр. Чтобы мешающая преграда вернула его туда, где и место на проезжую часть. Тротуар освободился, люди, «скользя» по мне взглядами, не предполагали, что избежали гибели.
Позднее я решил, что старик действительно шёл на сознательный таран людей. Но я об этом уже не узнаю. Возможно, в тот момент, он что-то потерял и хотел уничтожить всё, что его окружало. Знакомое сейчас чувство.
Я до сих пор думаю, если бы я тогда решился пройти чуть дальше, вглубь этой толпы. Прямо под тот самый танк, на котором стоял Ельцин, были бы эти события такими, какими они были?
Я ещё долго искал Митьку в толпе. Он выбрался в стороне от меня. В центре Москвы было слишком шумно, грязно и очень тревожно. Я больше не хотел дергать судьбу за усы, и мы побрели домой. Под моими ногами хрустели опилки и мелкие камешки. В тот момент под моими ногами хрустела моя страна.
Глава 9
То лето девяносто первого навсегда ушло вместе с СССР. Я решил больше не «забивать» на учёбу и определиться с тем, куда идти учиться дальше. Митька, в свою очередь, усиленно готовился к вступительным экзаменам. Ему оставался всего один год до выпуска. Но, конечно, моё решение, в отличие от его, так и осталось лишь решением. Видеться мы стали реже. Правда, созванивались почти каждый день. Он постоянно интересовался тем, как обстоят мои дела, на что я отвечал, что «всё по-старому, ничего не изменилось». Умалчивал лишь о своих усиливающихся чувствах к Кире, которая за лето, как мне казалось, стала ещё краше.
Тем временем, постепенно из магазинов исчезали продукты. Меня это скорее озадачивало, а мама была потрясена. Я не чувствовал как старый мир трещит по швам. Помню, мне скорее досаждало лишь бытовое неудобство, мама слишком рано будила, чтобы я шёл занимать очередь за мясом в местный магазин, в котором отмечался, а затем бежал в школу. А она, в свой обеденный перерыв, ездила забирать это мясо, которое затем хранила в морозильной камере своей лаборатории.
Наш район стал превращаться в серое, мрачное пристанище озлобленных и неприкаянных личностей. Издали дома казались чистыми и ухоженными, но вблизи было видно, что в отдельных местах дверные доски потрескались и требовали ремонта. Газоны из чахлой травы, по которым бегали бездомные собаки, нуждались в уходе. Но понятное дело, никто ими не занимался. Почти каждый день я натыкался на людей, которые попадали под моё влияние. Причины этого, понимал, но не в полной мере. Многих тогда уволили с работы, люди озлобились из-за постоянной нехватки каких-то в прошлом вполне обыденных вещей, спивались и дрались возле тёмных подъездов с разбитыми фонарями.
Увы, я не мог выбираться на улицу поздним вечером, чтобы предотвращать эти драки, а с пятого этажа не спрыгнешь, как Зорро, не разбившись при любом раскладе. Поэтому в самые опасные вечерние часы, я оставался дома. Ни мама, ни отец до сих пор не догадывались о моей тайной жизни, поэтому вечерами я был обычным парнем. Их сыном.