Неторопливо, по ухабистой улице, через лай псов, крутящихся у заборов усадеб, через внутренние ворота, попали на посад.
Дом Семёна был сразу за воротами, и Микула придержал лошадь перед тяжёлым, из жердины, забором.
Давай, Микула, вместе с Ванькой и Серьгой, перетащите в дом барахлишко. Я к князю.
Семён сел верхом на лошадь Серьги, поскакал обратно к детинцу, успел услышать сзади ворчание Микулы:
Барахлишко его таскай. Больно великий воевода объявился.
Семён, смеясь, мотнул головой.
По улице шли дети Петра Ослядюковича Коська и Наталья. Коське было двадцать лет, а отец всё держал его в домашней усадьбе, заставляя смотреть за хозяйством, холопами и сестрой Натальей, четырнадцатилетней красавицей, на которую первый воевода чуть не молился. Серьга уже успел рассказать, что у Петра Ослядюковича такие молодые дети, потому что первая семья погибла во время пожара, когда шла обычная княжеская распря.
Пётр Ослядюкович недавно похоронил вторую жену, и теперь всё время проводил в княжеском тереме, часто не наведываясь домой по неделям дети приходили к нему повидаться. А князь шутил, глядя на красавицу дочь Ослядюковича, что отдаст Наталью за удельного князя в Черниговскую землю. Хотя это была шутка, она легко могла воплотиться в реальность князей становилось всё больше, и семьи воевод и первых посадников легко роднились с удельными князьками. Пётр Ослядюкович бледнел, слушая слова князя, не зная, как устроить судьбу дочери, чтобы и дома оставить на радость себе, и муж оказался человеком знатным и богатым.
Семён, против воли, встретился с глазами Натальи, серыми с паволокой. Девушка не смутилась, смотрела безбоязненно, и опустила голову, хихикнув, когда брат дёрнул её за рукав.
Семён неожиданно кивнул головой, здороваясь, и промчался, замирая красивая девка. Если бы не крутой нрав Петра Ослядюковича, давно бы окрутил красавицу. От похабной мысли ухмыльнулся.
Въехав в детинец, Семён оставил коня дружиннику, перекрестился на Успенский собор, по кручёной лестнице с резными перилами, поднялся в княжеский терем. Начальник караула ушёл в гридню, доложить князю, вернулся.
Иди, зовут.
Кто у него?
Да все там. И Митрофан тоже. Послы недавно только вышли, всё тары-бары вели.
Семён вошёл в просторную гридню, увидел епископа Митрофана, важного (живот вперёд), вредного Петра Ослядюковича (заносится перед ним, Сёмкой выскочкой), великого князя Юрия уже отяжелевшего, за сорок лет перевалило, хмурого, его старшего сына князя Всеволода, сыновей Владимира и Мстислава, полевого воеводу Еремея Глебовича ( между дружинниками «Ерёма-сердитый» всегда в походах орал и на руку не скупился с молодёжью).
Семён отвесил поклон.
Во время ты, сказал Юрий. Перевёз пожитки в новый дом?
Перевёз, княже.
Тогда, готовься в дорогу. Завтра булгар обратно отправим, и ты с ними. Повезёшь грамоту хану. Главное, разузнай, что они затевают, к чему, и без того в мирное время, ещё больше мир укрепить хотят? Послы кивают на монголов, которые на юге их ханства объявились. Мол, рубят половцев, башкир, с которыми булгары беспрестанно воюют, бьют. У булгар с башкирами мир теперь отбиваются от общего врага. Так ли это? И что это за монголы? Послы говорят их армии бесчисленны, им покорились южные народы, в битвах они яростны, к побеждённым беспощадны Правда то или сказки? Может, нам стоит ударить булгарам в спину? Разорим городки, добычу возьмём, а то и их данников черемисов да мордву под Русь забрать получится. Разузнай.
Хорошо, великий князь.
Грамоту хану передашь, на словах скажи: у великого князя к булгарам вражды нет, пусть шлют купцов, торгуют, как прежде, а мы к ним своих отправим, как всегда. А сам переговори с местными князьками. Знаю, у них шатание в ханстве хан не управляется, улусные князьки ( как у нас недавно было) во власти его сомневаются. Разузнай, да долго не задерживайся.
Понял, княже.
Ну, иди, отдыхай. С собой возьмёшь двух дружинников.
Великий князь, дозволь Микулу взять?
Холопа моего, конюха? Ха-ха-ха. Ну, бери, шутки ради. Что, жаловался на тяжкую долю? Ерёма, распорядись, чтобы Глебка начальник караула, выдал Микуле одежду получше. Он дурень бездельный, но глаз у него острый. Наплачешься, Сёмка, с Микулой в дороге.
Все в гридне заулыбались.
Семён поклонился, вздохнув, вышел.
На улице, сев на коня, увидел въезжающего на телеге в детинец Микулу, подмигнул ему, улыбаясь. Тот сердито отвернулся. Думает, отмаялся, теперь на сеновале валяться, да к вдовам шнырять Нет, дружок! Когда узнаешь, что тебя ждёт взвоешь.