Он хотел сказать: "Виноват, не понял?" - но Сыч не дослушал.
- Вот, правильно. Да-а, многое еще у нас не соблюдают Уложение. Но ничего - приучим. Москва не сразу строилась. Ты мне как должен был ответить? Ты мне должен был ответить: "Вот и хорошо, на одной ветке не скучно будет".
- На одной ветке не скучно будет, - тупо повторил Филин.
- Молодец! - восхитился Сыч. - Головка тыковкой - быть тебе генералом! А где Чиж?
Тут Филин вовсе перестал что-либо понимать. Действительно, у него был такой друг - Чиж, еще со школьных времен. Только он давно уже не Чиж, а Константин Мгерович Чижиков, уважаемый человек, директор магазина по продаже ретро-холодильников - вещей в быту бесполезных, но в интерьере незаменимых.
Интересно, откуда этот Сыч знает Чижа? Или он имеет в виду кого-то другого? И что это за странный тропизм к птичьим фамилиям?
- В Москве, где же еще? - на всякий случай ответил Филин.
- Это плохо, - огорчился Сыч. - Это очень плохо. Вдвоем нам не справиться.
- С чем? - поразился Филин, у которого и в мыслях не было присоединиться к незнакомому, да еще тыкающему Сычу в каком-либо начинании.
- Опять! - сверкнул глазами Сыч. - Уложение должно знать назубок! Есть вещи, о которых не спрашивают. Поехали.
Он махнул рукой в сторону пульта, и лифт понесся вверх.
Выйдя из подъемника, Сыч и Филин по прямой пересекли пустой редуктор и остановились перед малахитовыми дверями. Филина охватила какая-то необъяснимая апатия. То ли ему уже смертельно надоела вся эта катавасия с ТП, то ли сказывалась усталость, да ведь и не привык он вот так проводить ночи - в полудреме, в раздражении, в ярости и снова в полудреме. Поначалу Иван Данилович совсем уже было собрался объяснить Сычу, что им не по пути, что никакого Уложения он не знает и вообще слышит о нем впервые в жизни, что он корреспондент "Накануне" и отправляется по наказу зрителей в Тотьму, где завтра будет праздноваться юбилей льнозавода... - но почему-то спохватился и прикусил язык. Сыч шагал по редуктору чуть впереди, и его уверенная спина выражала полнейшее пренебрежение к личным проблемам Филина.
Малахитовые двери раскрылись. И тут произошло поразительное. Сыч полуобернулся, зацепил Ивана Даниловича за рукав, толкнул, пропуская вперед, в кабину, а затем вошел сам.
Это было вопиющее нарушение правил. Во всех инструкциях и предписаниях было красным шрифтом выделено: "Вход в ТП-кабину разрешается ТОЛЬКО ОДНОМУ пассажиру с кладью весом НЕ БОЛЕЕ 30 кг. Пребывание в ТП-кабине пассажиров в количестве двух и более человек запрещено!" Выражено хоть и канцелярским языком, зато предельно ясно. А сейчас их было в кабине двое, и безапелляционного Сыча это обстоятельство нисколько не смущало.
В тесной кабине они еле-еле разместились: стояли живот к животу, дышали и смотрели друг другу в глаза - Сыч отсутствующе, Филин со страхом. Сыч вынул из кармана билет и приложил к адресной плакетке. Иван Данилович похолодел и закрыл глаза. Вот сейчас и случится то, о чем порой шепчутся в очередях ТП-пассажиры. Где-нибудь черт-те где откроется ТП-кабина, и оттуда вывалится тело: верх - Филина, низ - Сыча. Или наоборот: верх Сыча, а нижняя часть - Филина. Или совсем наоборот: левая половина Филина, а правая - Сыча.
Однако ничего страшного не произошло. Вообще не произошло ничего неожиданного. Как обычно, выходные двери раскрылись, и на двух пассажиров пахнуло ароматом влажной тропической оранжереи, к которому примешивался густой запах дорогих духов. Все, что Филин успел разглядеть в проеме, это пышные изумрудные заросли, усеянные крупными цветами, песчаную дорожку и группку в высшей степени легко одетых девушек, с хриплым смехом бежавших куда-то вбок.