«Сама, баба, лопай!»
Имел я родственников много,
И к ним люба была дорога,
У них мне не было ввек грустно:
Все угощали Ах! так вкусно
Вот взять, к примеру, тётю Машу,
Ну, тоже родственницу нашу.
Приду к ней. В рот мне вмиг конфетка:
Откушай сладенького, детка!
А отказаться нет силёнок,
Люблю ведь сладкое с пелёнок!
К тому ж, неопытным отказом
И огорчить вмиг можно сразу.
Вот и жевал за обе щёки,
Азарт имея в том высокий
А к ней из города на лето,
Как сласть желанного привета,
Отрадно внученьку вручали,
Была здесь, будто на причале,
«Хвостом» ходя за бабой Машей,
Молочной же питаясь кашей.
Я звал её любезно Иркой.
Был рот её всегдато с дыркой,
Она его не закрывала,
Вопросов всем вопья немало,
И тарахтела, тарахтела,
Суя свой нос в любое дело,
Была зануднейшая внучка,
Репей и клейкая липучка.
Вот на картошки раз окучку
Взяла с собою тоже внучку.
Одна шурует всё мотыгой
Другой окучка, знамо, иго,
Вот на меже и рвёт цветочки,
Лопочет Рот не на замочке.
А солнце пуще припекало
Ей пить хотелось уж немало,
Репьём всё к бабе приставала,
Не понижая просьбы вала
А той закончить надо дело,
Вот всё терпела и терпела,
Да и скажи от раздраженья:
«Замолкни, сделай одолженье.
Ступай на речку, воду лопай!»
Ну та пошла, виляя попой
Пришла туда, а берегато
И заросли травой богато,
И далека отсель водица,
Нельзя никак совсем напиться,
К тому ж, там плавали лягушки
И комары роились, мушки,
Жуки скакали по водето,
Вода вся в ряску поодета
Нет, не встречала речка лаской
Вот и глядела та с опаской,
Как жизнь некстати вдруг превратна!
А потому пошла обратно
Пришла, молчит, губа отвисла,
И всято смотрится сверхкисло
«Ну что, бабуля ей с вопросом,
Чай, ткнулась, внучка, в воду носом
И напилась, не встретив лиха?»
А та в ответ с обидой тихо:
«Ступай сама ты, баба, лопай!»
Не быстороногой антилопой,
А вся претихою улиткой
К меже походкою не прыткой
И поползла, лила слезинки
Горюче, будто бы из кринки
Ответ её же, слово в слово,
Мы повторяли снова, снова,
Когда душою не хотели
В какомто быть нуднейшем деле,
Он поговоркой стал семейной
Да с интонацией елейной.
Красавицаптица!
Любил я к тёте посещенья,
Особо сладостьугощенья.
А муж её был дядя Петя.
Вот както раз, меня он встретя,
И пригласил вдруг в сад колхозный,
Садовник был он в нём там грозный,
Стерёг плоды от расхищенья.
Уход за ним его уменье.
Вот в том саду я чудо встретил,
Что нет прекраснее на свете.
Была красивая то птица.
Заворожён, я стал толпиться,
Не отрывая с чуда взора
И захотелось очень скоро
Её поймать, как многим детям,
И показать бы дяде Пете.
Дупло на яблоне заметил,
И лик мгновенно стал мой светел:
А притаюсь с его я края,
От нетерпения сгорая,
Как залетит, дупло закрою,
Взметнётся радость вмиг горою,
В руках окажется отрада!
Ну надо, значит, так и надо!
Дупла заткнул я было дуло,
Но птица фырк! и упорхнула
Какая горечь и досада!..
Но заглянуть в дупло бы надо,
Вдруг там сидят её птенчата?
И вот рукою скоровато,
Вмиг и залез! Но что такое?
Я влип во чтото там густое
И ощутив испуга муку,
Отдёрнул вмиг, аж вздрогнув, руку!
Она измазалась порядком,
А запах жижи был прегадким
И вмиг сморчком моё лицото
Отмыть, отмыть быстрей охота,
И вмиг к ручью стремглав помчался!
И отмывал там четверть часа
Но запах чувствую доныне,
То испражнения гордыни.
Не чистит ввек она гнездато,
Вот в нём всегда и грязновато
Как у людей, красы большою,
Да вдруг с отвратною душою.
Идут с спесивым, чванным видом,
В делах подобны ж гнусным гнидам.
И встречусь коль с таким «удодом»,
Вмиг вижу: тот живёт уродом.
Шершни!
Ручей, где руки мыл брезгливо,
Бежал с пригорочка бурливо.
Давая здесь начало речке.
К нему тянулись всех сердечки,
И был для всех он, как ребёнок,
Жил в желобке, как средь пелёнок;
Потом его бежали ножки
Вдоль по овраговой дорожке,
Все огородные посадки
Обрызгав! Капли им и сладки.
Был благородного призванья,
Имел он «Слатенький» названье,
Что слова «сладенький» нежнее,
И был любим, как жизнь, сильнее.
А ребятишкам был наградой,
В жару с купанием отрадой!
Сторожевого были долга
В саду собаки Днепр и Волга,
Туман, их маленький сыночек.
С Днепром, с Туманом я разочек
И в лес ушёл, весьма довольный,
Авторитет, мол, будет вольный
Давать строжайшие команды,
Они тому и будут рады.
Не убежали чтоб обратно,
Я гладил их, ведь то приятно
И вдруг увидел я берёзу,
Та необычнейшую позу
Ствола внизу своём имела.
Ах, вот так чудо! Вот так дело!
Шли два ствола сперва отдельно,
Всяк по себе живя, удельно.
Но от земли уж, гдето в метре,
Своих лишались геометрий,
Срастались в тесные объятья,
При встрече как родные братья,
И расходились после снова
Я, изумленья выдав слово,
Услышал вдруг: у основанья
Стволов тех шершней шло жужжанье
И встал с опаской подалече.
И вдруг Туман рванулся резче
И ткнулся в шершней тех уж носом
С прелюбопытнейшим вопросом:
«Вы кто такие есть за звери?».
Открылись вдруг ответа двери,
Туман моментом был ужален,
Вид ошарашен был, печален
Его, и щёлкал он зубами,
Мол, вмиг расправлюсь с всеми вами!
Но вот неистовостьто роя
Не признавала в нём героя,
Вонзалась в тоненькую шёрстку,
Создав его уму загвоздку:
«А что то, братцы, есть такое,
Что больно псу и нет покоя?».
Дунай стоял, смотрел с улыбкой
Не то, что храбрости он хлипкой,
А был пожалован уроком
На шкуре собственной, зрел оком.
А потому позволил сыну
Попасть для опыта в картину.
А тот скулил и извивался,
Прочь потерявши вид свой аса
А любопытства всё лишь ради.
Над ним рой, спереди и сзади,
С боков, нос жаля, жаля ноги
И оттого он был в тревоге
Я оторвал его от роя,
И мы спешили прочь уж трое!
И долгодолго наш Туманчик,
Идя, подскакивал, как мячик,
Вон огрызаяся комуто,
Кто вдруг кусал незримо, круто
Теперь, рой встретив ненароком,
Спешил прочь, сжавшись, бокомбоком
Урок навеки дал ведь пользу:
Нельзя вставать пред роем в позу.
И мне уроком было тоже,
Со мной ведь случай был похожий.
Гулял я днями както лесом,
Грибы сбирал и был повесом
И шаловливого закваса:
Я на берёзки вдруг взбирался!
Они, тонки все, вмиг сгибались,
И в том была отрады завязь:
Спускался, как на парашюте,
Держась за стволик, в счастья жути!
А приземлясь, спешил по новой,
Чтоб быть в отраде вновь медовой!
В такие чудные мгновенья
Не проявлял я уж стремленья
Грибов набрать, до них в игре ли?!
К тому ж. прельщали птичек трели,
А их увидеть глазкам надо!
Их оперенье, вид отрада
И проходил так день бурливо.
Грибов в корзинке сиротливо,
Они лежали лишь в рядочек
Вот так, в один такой денёчек
Я шершней рой узрел случайно,
И захотелось чрезвычайно
Медком полакомиться тут же.
Я палку взял, ведь не снаружи
Их домик был. Хотел раскопки
Уж совершать Как вдруг наскоки,
Сначала только одиночек,
Потом вжужжал уж ручеёчек,
За ним взъярился рой весь оптом!
Я вмиг покрылся страха потом
Сначала начал отбиваться,
Но шершень в гневе, нет, не цаца,
А сверхбесстрашный в битвах воин!
Я ж дать отпор был не достоин,
Помчался прочь, как трусзайчишка!
Зачем напал на их домишко?!
И был ли мёд в нём, может, детки?
Лицо хлестали больно ветки,
Стволы на лбу лепили шишки,
Кустами рвались вдрызг штанишки
Ну всё, не дать от них мне тягу,
Как вдруг споткнулся о корягу,
Упал, ударя больно тело
А роя злоба пролетела!
Да, пролетела надо мною
Вдаль по инерции стрелою!
В траве лежал я тих, распластан
Нет, бег не нужен, бегу баста!
Дождусь, коль рой уж вспять промчится.
Уж онемела поясница
И вот отрадная минута,
И в счастье вновь душа обута:
Рой вспять промчался, весь в жужжанье!
И дал себе я заклинанье,
Рои что трогать ввек не надо,
Не зреть медового парада,
Защитник мёда есть коль грозный,
И был в сей клятве ум серьёзный.
Вот почему Тумана ропот
Мне был понятен: жизни опыт!
Он у меня искал защиты,
Судьбой нечаянно побитый
И гладил я его почаще,
Быв на поляночках и в чаще.
Грибов набрав, пошли обратно,
У дяди Пети ведь приятно,
Он угощает чемто сладким,
А я на сладкое был падким