В селе приволжском
И вот село, где мать ребёнком
Жила во времени далёком,
Толпилось что вдоль малой речки
И меж холмов. Дымили печки,
Дрова сжигая, лесом данных,
Стоял что вкруг, не в далях дальних;
Ручьи журчали по оврагам,
Делясь в жару желанным благом,
По склонам их обилье ягод,
За сбора час запас аж на год!
В лесу нашествие грибочков
Всё на земле, поверх пенёчков
Да на стволах, на буреломе,
И все желанны в каждом доме.
Полей был дар всегда богатый,
Его встречали с песней хаты,
В садах стояли что плодистых
Под пенье птичек голосистых,
А огородные щедроты
От постоянной всё заботы;
Домашней птицы вид, скотины
То жизни милой всё картины,
Несла себе благ что колхоза
Труда возвышенная проза,
Когда вставала до рассвета,
Утихомирясь ночью гдето
И всё несла то женщин сила.
А мужиков война скосила
И всё легло на вдовьи плечи,
И было им всегда не легче,
Вон разрываясь на два фронта
А как всем радости охота!
Лишь были детки им отрада
Сиротки. Сбор труда награда,
За престарелыми забота
В мороз и зной до уймы пота.
А малышня вся в играх вечно,
Жила раздольно и беспечно,
Свой кругозор, умы коротки
«Пусть поиграют, ведь сиротки»
Смахнут, сказав, украдкой слёзы,
А боль в душе острей занозы
На всякий случай, до рассвета,
В поля идя, накажут это,
Мол, сделай в доме, после тото
А малышне ведь спать охота,
Поддакнут с сна, забудут мигом
Наказы все, под сна вновь игом
Не вспомнят, днём коль уж проснутся,
Зато все в играх вновь не куце!..
Дела и смотрят сиротливо
Азарт лишь игр кипит бурливо!
Хитрые уловки
И я был в том не исключенье.
«С тобой, сыночек, нет мученья.
Ты сохранил всех кур, цыпляток,
А то вон коршун у ребяток
Вчера унёс аж сразу пару,
Лишь пух разнёсся по гектару
Ну как тобой мне не гордиться,
Цела вся вверенная птица!»
И гладит, гладит по головке
А были в том мои уловки:
Как только мамка шаг свой в поле,
Я, отоспавшись сладко вволю,
Её не внемнил уж наказам,
А забывал их вон все разом,
Бежал на улицу к ребятам
И там в азарте сверхбогатом
Уж предавался играм милым
И был активным в них, не хилым!
А кур всех в хлеве на щеколду,
И нет на волю им уж ходу.
А коз, а было их четыре,
Чтоб не бродить им вольно в мире,
Сажал на привязь к кольям, вбитым,
Мол, тут и быть вам, козы, сытым
А сам, забыв поесть, к ребятам,
Ах, и на выдумку богатым!
Но, в основном, в «войну» играли!
И были «наши» в ней не крали,
А побеждали «немцев» вечно,
Тому и радуясь сердечно!..
Потом менялися ролями,
И уж «убиты» были сами
Но почемуто роли «наших»
Всё были больше лишь у старших,
Что побеждали младших грозно,
И те с того ревели слёзно
Вот так война определила
Состав нам игр, всучив немило,
Похоронив отцов навеки,
Чем слёз семей проливши реки
Вот так росли мы, сиротинки,
Все дни справляючи поминки
По тем, кто стал ввек в «похоронке»,
От счастья нас швырнув в сторонки
Но не наказывалась шалость,
Ведь безотцовщина мы, жалость
К нам снисходительно корпела:
Вот подрастут, с умом за дело,
Нам помогать, уже возьмутся,
И всё хозяйство уж не куце
Да будет выглядеть тогдато,
И заживёт богато хата
Вот эту чувствуя поблажку,
Мы и игривую ватажку
Все дни собою и являли,
И счастье было не в вуали,
А лучезарным, солнцеликим
И преогромнейше великим!
А я, коль день уж шёл к закату,
Влетал от игр быстрее в хату,
И курам нёс в хлев пропитанье,
У них чтоб не было роптанья,
Что день сидели на диете,
Да в темноте, а не при свете.
«Да мне спасибо все скажите,
Что каждый есть вы долгожитель,
Ведь спас от коршуна презлого,
И завтра сделаю то снова,
Ведь вам погибнуть не охота?
Ах, прелюбезная забота
Моя спасает ваши души».
И эта мысль ласкала уши
Потом бежал я к козам ходко!
А там уж каждая их глотка
Была запутана верёвкой
И ноги все, что и с сноровкой,
Нет, не распутать и вовеки!
Всех глаз зрачки ушли под веки,
Лежали кверху все ногами,
Не пряли даже и ушами,
И с губ свисала их степенно
От жажды, крика бело пена
А мать вотвот придёт с полейто
И этой мыслью подогрета,
Вон убыстрялася активность,
Спасти рогатую чтоб живность!
И было в том вознагражденье
От пут всех коз освобожденье.
Домой тяну их за верёвки
Они же с козьей всей сноровки,
Да не обычными шажками,
А вдруг огромными прыжками
Помчались радостно вон к речке,
Чтоб охладить в воде сердечки
И уж напиться до отвала!
А пара рук моих держала,
К рогам привязанным, верёвки,
А отпустить их нет сноровки.
А потому меня по кочкам
И за собою, как мешочком,
И понесли со страстным криком!
И было мне то тяжким игом,
Сбивались в кровь нос и коленки,
Езды ушибы, а не пенки,
Непроизвольные вслух вскрики,
Впивались сучья коль, как пики,
Иль в камень врезывался тяжко
Водой насытившись, ватажка
В меня вдруг вперивала взоры,
И на расправу очень скоры,
Ко мне жестоко подступали
И вон рогами гнали в дали
Но я бежал стремглавши к дому,
Где безопасности истому
Желал найти уж за дверями,
О чём ни слова, знамо, маме.
Всё это видел мой деданька,
И он бабаньке: «Ты, мать, глянька,
Ах, как же мучает внучонка
То бесье племя, в крик мальчонка
Ох, удирает с всех он ножек!
А наточу я остро ножик
И порешу то бесье племя,
И будет внучку чудовремя».
«Ты что, вступала тут бабаня,
Освободи их от закланья!
Семьи богатство, молоко же
Они ведь, резать их негоже».
На что деданьки вновь ворчанье
И всё же сделать обещанье.
А я, чтоб бойни снизить риски,
Пред стадом ставил вмиг очистки,
И наступало примиренье,
Вновь дружбы нашей загляденье
А заодно не стали хмуры
Вдруг от еды цыплятки, куры.
«Быстрее склюйте всю едуто,
Сейчас маманька будет тута!».
И их подбадривал: «Цып! Цыпа!»
Хоть содрогался чуть от всхлипа
«Ах ты, заботничек мой милый!
Вид всей скотинушки не хилый,
И куры целы, и цыплятки,
Их не унёс вон коршун гадкий;
Твои усилия все ловки»
И гладит, гладит по головке
Что я поверил в это тоже,
Настороже чуть бывши всё же
А вот на завтрашний денёчек
Что вдруг придумал мой умочек?