Джейк застыл в ожидании худшего. В пещере воцарилась тишина.
Пропустил «Во имя справедливости», сказал вдруг Эрик.
Что. Но Джейк покраснел и чуть не покрылся пятнами, уже собрался было бросить меч и убежать.
Шучу успокоил его Эрик, но не улыбнулся. Пошли наружу.
Они вышли из пещеры. Девушка безучастно сидела рядом с мертвым стариком и лысым человечком.
Джейк поднял меч над головой, солнце скользнув по лезвию и невыносимый чудовищный свет ослепил их.
Когда они очнулись, то лежали на полу в темной комнате. И только полная луна освещала раскрытую на последней странице книгу.
Неделю назад
Старый будильник трезвонил и невыносимо колючий звук колотил в барабанные перепонки. Рука Эрика привычным движением словно кошку обласкал шумливую железяку. Но заткнуть его не получилось.
Да что это такое? проворчал он сонным голосом, схватил будильник и закинул под подушку. Он забыл, как неделю назад своими же руками отвинтил кнопку отключения звонка.
Эрик попытался вернуться в прерванный сон в объятья неземной красавицы Альбины. Но пути обратно нет, он уже открыл глаза и реальность заполнила его мысли. Он чертыхнулся, вынул обратно из заточения успокоившийся будильник и поставил на тумбу возле кровати. Лег на спину и потянулся.
«Я что опаздываю в школу»? подумал он. «Вроде нет. Сейчас же лето. Мое последнее лето, как школьника», он с грустью уставился в потолок, потом вздохнул и улыбнулся. Кто такая Альбина? Ах, да! воскликнул он и захохотал. Это же ведьма из Моригевских рассказов. Мне снятся книжные персонажи. Ну а если подумать кому как не продавцу книг сниться персонажи книг». Вот черт! воскликнул он вслух. Я же опаздываю на работу.
Он вскочил и захромал к своей одежде на стуле.
Дед меня убьет, он взял штаны и сел.
Сколько Эрик себя помнил он был хромым. Проблема заключалось не в длине ног а в бедренном суставе. Поэтому даже ортопедическая обувь не избавляла от хромоты. «Криворукие акушеры постарались», говорила мать.
Он быстро натянул штаны, сидя получалось хорошо. Ботинки с не развязанными шнурками стояли под кроватью. Он снова чертыхнулся.
«Еще их развязывать и снова завязать время потеряю. Почему, когда вечером ложишься в постель все мелкие дела хочется отложить на утро». Он вспомнил как иногда делал уроки за пять минут до выхода в школу. «Когда я наконец поумнею». Покончив со шнурками, Эрик накинул рубашку на себя и встал.
Он выглянул в окно. Солнце, успевшее расстаться с неровной линией горного горизонта, укоризненно светил в глаза.
«Дождь прекратился. Уже неплохое начало дня», подумал Эрик.
Выйдя из спальни, он услышал, как внизу доносится треск и запах жарящегося мясо.
Опять за свое. Ну ты и упрямец, дед, сказал он улыбаясь и мотая головой.
Пройдя в ванную, он умылся и почистил зубы. Провел ладонью по щеке, всматриваясь внимательно в зеркало. «Брить не брить. Две недели прошло с последнего раза, а еще не отросли». Вдруг он заметил, что горбится. Тут же выпрямил спину и расправил плечи. «К хромоте еще и горба не хватало. Так и до Квазимодо не далеко».
Лет семнадцати, худой и среднего роста, Эрик с рождения хромал на правую ногу. Темно-рыжие спутанные волосы его ниспадали на лоб, а светлая, вернее бледная до прозрачности кожа выдавала в нем любителя посидеть в темном уголке с книгой в руках подальше от солнца.
Потом побреюсь, махнул Эрик рукой и направился в сторону невыносимо вкусного аромата.
Дед, укоризненно сказал он, перешагнув порог кухни. Доктор Баррети предупредила ведь, никакого жаренного.
Я сам себе хозяин, сказал дед спокойно. Доброе утро Эрик.
Доброе утро дед.
Эрик посмотрел на еще не развернутую газету деда на столе. Нью-Йорк-таймс, ВТОРНИК 18 июля 1937 год». Эрик не стал брать газету, все что он хотел он получил, новости ему были ни к чему.
Достань тарелки, если тоже хочешь, сказал дед, переворачивая куски мяса на трескучей сковородке.
Кто ж откажется, Эрик поставил на стол два прибора, что означало все домашние в сборе, налил два стакана воды. Чай в этой семье не уважали, кофе деду запретил врач, а Эрик тоже не пил его из чувства солидарности. Парень уселся за стол, и поставил перед собой стаканы в ожидании вкуснятины.
Дед положил большой кусок в тарелку внуку, а второй чуть поменьше прямо в сковородке себе.