Слегка обшарпанная калитка протяжно скрипнула, и на пороге появился невысокий мужчина с седыми, практическими белыми волосами, неопрятно свисающими вниз сосульками. Его маленькие глазки, чем-то напоминающие свиные, нас цепко просверлили.
Мы шли через длинный тёмный коридор, разделяющий дом на две части. На выкрашенных в белый цвет стенах висели иконы различных святых, горели лампады. Двери в комнаты были прикрыты, но, видимо судя по протяжным монотонным завываниям, доносящимся из глубины за ними молись. Несколько раз я слышал глухой стук, как будто кто-то со всего размаху прикладывался лбом к полу. Хотя, наверное, так и было
Когда мы вышли на двор с другой стороны дома, я даже присвистнул от удивления.
Двор этот отличался образцовой чистотой. По периметру расположились высокие хозяйственные постройки. Были здесь и два высоких вольера с огромными немецкими овчарками, которые устрашающе клацали зубами, разбрасывая в разные стороны слюну. Между двумя сараями расположилась дверь, которая, скорей всего, вела в огород.
По двору ходили мужички в специальных комбинезонах. Кто-то тащил шланги для полива, кто-то тяпки и косы. Женщин пока не было видно.
Но самым странным и, пожалуй, страшным было то, что лица работников не выражали никаких эмоций и скорей походили на маски, как будто кто-то написал для них программу, и теперь они были роботами.
Седовласый мужик, заметив наше замешательство, гневно гаркнул:
Рты не разеваем. Следуем за мной.
Далее началось самое интересное
Нас привели в дом, который кардинально отличался от теремка.
Двухэтажный особняк важно возвышался на пригорке. Помещения внутри были отделаны по последнему слову. Никакой вам деревенской простоты и набожной скромности. Всё кричало о богатстве хозяина.
Хотя, чему я удивляюсь
Нас проводили в холл и усадили на мягкий полукруглый диван.
Через пару минут сюда же выкатился улыбающийся толстячок на пухлых кривоватых ножках. Одет он был неуместно для возраста и комплекции по-мальчишески. Рваные джинсы, плотно облегающие ляжки, и белая тоже рваная футболка.
Он провёл с нами не больше десяти минут. Расспрашивал, изучал и в конце разговора заявил:
Так, значит, устали от мирской суеты? Чувства замучили? Желаете покоя? Понимаю. Понимаю Сейчас все устали. Разве можно нормально существовать в этой стране? Слушайте меня. Через пару дней все тревоги забудете. Благодать снизойдёт. Да-да, именно благодать. Ну, или просветление, как говорят на Востоке. Зачем вам чувства? Чувства разрушают, потом он встал с кресла и направился к выходу, попутно завершая свой монолог. Будете сначала послушниками. Молиться будете с утра до вечера. Пощады за грехи свои просить, отчищаться травками, а потом потихоньку начнёте жить местной райской жизнью. А теперь марш в свои кельи. Там переоденетесь, покушаете, отдохнёте с дороги, поспите, а вечером на службу.
Его самоуверенность меня сначала поразила. Это до какой степени надо верить в то, что делаешь, что даже вопросом не задаться: «А останутся ли новички?».
Но уже к вечеру я понял, что зря так думал Сабин точно знал, что здесь остаются все, кто переступает порог
Приблизительно через час после того, как я поел и лёг отдохнуть, я понял, что сделал это зря. С каждой минутой моё сознание мутнело всё больше и больше.
К моменту, когда за мной пришли чтобы отвести на вечернюю службу я уже мало что соображал, превратившись в безвольную куклу. Меня преследовали какие-то странные галлюцинации. Я то смеялся, то плакал, то вообще принимался выть, как волк на луну. А потом было недолгое забытьё
Ночью меня нещадно рвало. Я блевал жёлчью, и охранник, приставленный ко мне, сильно матерился. К утру всё-таки привели доктора, и сутки мне пришлось провести под системой капельниц
Когда я пришёл в себя, мне принесли еду и воду, один вид которых вызвал у меня новый приступ тошноты. Я наотрез отказался от яств, и тогда охранник, просверлив меня злым взглядом, вывали угощение на пол.
Я отвернулся к стене и пролежал так до обеда.
Днём пришла уборщица, убрала мой завтрак и передала записку от Наташи. Она писала, что всё хорошо, и я могу кушать, не опасаясь, что буду одурманенным. Она так и написала: «Не одурманенным».
А я предполагал, что меня отравили. Травки здесь, значит, были экзотическими.