— Увидев случившееся, вы постарались разобраться в причинах, не так ли?
— Да, конечно.
Мистер Хиггинсон обернулся и бросил сердитый взгляд в умоляющие золотистые глаза обвиняемого.
— И что тогда случилось?
— Оно парализовало меня одним взглядом.
Вмешался судья слева:
— Вы, кажется, выздоровели. Насколько глубок был паралич и сколько времени он продолжался?
— Парализовало меня всего, ваша честь, но часа через два это прошло.
— И за это время, — спросил прокурор, — иноземный преступник успел удрать?
— Да, — мрачно ответил свидетель.
— Резюмируем: существо игнорировало офицера полиции, находившегося при исполнении служебных обязанностей, напало на него и избежало ареста, так?
— Да, — охотно согласился Хиггинсон.
— Передаю свидетеля защите.
Прокурор сел, чрезвычайно довольный собой. Поднялся адвокат, засунул пальцы за край жилета и с обезоруживающим дружелюбием обратился к Хиггинсону:
— Вы всегда сумеете распознать при встрече своего коллегу полицейского?
— Конечно.
— Очень хорошо. Среди публики в зале сидит полицейский. Будьте добры, покажите его господам судьям.
Хиггинсон внимательно осмотрел немногих присутствующих, которые здесь, в зале суда, представляли куда более обширную аудиторию телезрителей. Телекамеры следовали за его взглядом по рядам зрителей. Судьи, корреспонденты, репортеры, государственные чиновники — все смотрели туда же.
— Он, наверное, в гражданском, — заявил Хиггинсон, сдаваясь.
Судья в центре поспешил вмешаться:
— Вряд ли суд признает доказательством вашей правоты неспособность свидетеля узнать полицейского, одетого в штатское.
— Конечно, ваша честь, — согласился адвокат. На его круглом лице отражалось крушение надежд, что порадовало сердце его наблюдательного противника. Тогда, удовлетворенный тем, что прокурор вознесся на должную высоту, он вдруг просиял и шмякнул его на самое дно:
— Но вышеупомянутый полицейский одет по всей форме.
Прокурор изменился в лице, будто надел новую маску. Хиггинсон чуть не вывихнул шею, делая новую попытку разглядеть полицейского среди зрителей.
— Зеленовато-коричневая форма с красными лампасами, — подсказал адвокат. — Это маршал, начальник корпуса военной полиции.
— Вы мне этого не говорили, — обиженно заметил Хиггинсон.
— А вы тогда, на ферме, сказали обвиняемому, что вы офицер полиции?
Свидетель покраснел, открыл рот, закрыл его, умоляюще посмотрел на прокурора.
— Отвечайте на вопрос, — потребовал судья.
— Нет, я ему этого не говорил.
— Почему?
Вытирая платком лоб, Хиггинсон вдруг сказал охрипшим голосом:
— Не считал нужным: по-моему, это было и так видно. А как по-вашему?
— Задавать вопросы буду я, вы же будете отвечать на них. Что, по вашему мнению, маршал военной полиции «и так виден»?
— Протестую! — замахал руками прокурор. — Мнение — это еще не доказательство.
— Поддерживаю протест! — провозгласил судья в центре. Он посмотрел на адвоката поверх очков: — Суд принимает во внимание тот факт, что обвиняемый любую информацию способен получать телепатически и поэтому свидетель не должен был представляться ему вслух. Продолжайте допрос свидетеля.
Адвокат снова обратился к Хиггинсону:
— Опишите, пожалуйста, во всех подробностях ваше поведение в тот момент, когда вас парализовало.
— Я тогда прицеливался.
— Собирались стрелять?
— Да.
— В обвиняемого?
— Да.
— Это входит в ваши привычки — сначала стрелять, а потом задавать вопросы?
— Привычки свидетеля не относятся к делу, — заявил судья в центре. Он взглянул на Хиггинсона: — Вы можете не отвечать на поставленный вопрос.
Офицер Хиггинсон, удовлетворенно осклабившись, игнорировал вопрос адвоката.