Я говорила тебе, что ты пожалеешь, чему ты удивляешься теперь? интонация капризного ребёнка, всего лишь, она что, вообще не понимает, что причинила? Боль же не проходит, вовсе, если убрать прут
Эстрелладо с трудом вздохнул, но произнести спокойно слова у него получилось ещё
Я мог бы сделать всё, что желаешь, и даже был не прочь, с жалящей грустью сказал он. Но теперь просто не смогу, вот чего ты добилась, дурочка.
Может, повторим, раз ты так упрям теперь? она произнесла это медлительно, с придыханием, и тут мозг пронзила догадка это выражение лица и глаз, да, оно же всегда бывало у деревенских девок на сеновале во второй части свидания, перед самым последним всплеском
Дура! Идиотка уродливая! вскрикнул он в гневе, уже не замечая, что дышать стало гораздо тяжелее. Ты всё равно меня уже не получишь, поняла?! Даже если ты меня прикончишь, твоим я уже никогда не буду!
Как ни странно, она не среагировала сразу на слова, на которые весь её характер повелевал обидеться на самом деле она столь нуждалась в паузе, что ей было не до того. Он не знал, радоваться ли тому, что это дефиле сладострастия, которое он был вынужден наблюдать, разбудило в нём нешуточный гнев с одной стороны, это чуть притупило восприятие адской боли, с другой стороны, было противно до омерзения.
Принцесса очнулась только через несколько минут глаза заблестели радостным блеском, губы так и норовили сложиться в безмятежную улыбку. Эстрелладо про себя с удовольствием вспоминал самые грязные кабацкие ругательства и молчал, скривив губы в презрительной гримасе. Он мечтал исчезнуть отсюда сейчас каким-нибудь образом он с тоской понимал, что рассчитывать, что теперь она его оставит в живых, после того, как он дважды видел, как она потеряла контроль над собой настолько, не приходится. И понимал, что этим мечтам так и суждено остаться мечтами, а сейчас будет продолжение только что пережитого ада, только сильнее и страшнее. И не знал, что хуже ждать, когда наконец ошибутся, дозируя пытку, или самому начать огрызаться, чтоб это случилось раньше. Он не хотел погибать по-прежнему, а того пуще таким способом. Наконец глубоко вздохнул и решился.
Я считал тебя человеком, Камилла, сокрушенным тоном процедил он. А ты им никогда не была и уже не станешь, как жаль.
Тебе не кажется, что в твоём положении глупо говорить подобное? съязвила она, но не смогла скрыть довольства в голосе.
Ещё на мнение таких, как ты, я не оглядывался, хмуро ответил Эстрелладо. Пошла вон.
Что? инфанта была так потрясена, что даже не рассердилась. Как ты сказал, повтори.
Пошла вон, шлюха! выкрикнул он и улыбнулся со всей желчью, на которую был способен. Я тобой брезгую, поняла?! Ты обычная кабацкая дрянь, только в рюшечках и бусинках, ха-ха-ха!
Принцесса краснела, тряслась от гнева, но не могла поверить, что слышит это. Эстрелладо закончил презрительно смеяться и закрыл глаза. Повисла пауза. Инфанта с недоумением смотрела на него, очевидно, не в силах понять, как она могла дождаться от него таких слов. Затем, приосанилась, вздохнув, и, воспользовавшись тем, что глаза пленника всё ещё были закрыты, потянула пальцы к застёжке на нательном кресте, и ловким движением раскрыла планки Эстрелладо почувствовал только рывок, последовавший за этим, и не сразу понял, что остался с голой шеей. Однако инфанта с гордостью держала в кулаке украденный трофей, и улыбалась уже столь нехорошей улыбкой, что рисковать называть её человеческой, пожалуй, не стоило Молодой гранд похолодел от ужаса и застыл с широко открытыми глазами, наблюдая это. Затем медленно уронил голову себе на грудь и тихо прошептал:
Отец, Вы были правы. Она не человек.
Инфанта улыбнулась хищной улыбкой ещё раз, затем громко произнесла, прежде чем выйти прочь:
Сделайте его стариком к утру, постарайтесь, вас учить не надо.
IV
А этот кафир породистый, прозвучало где-то совсем рядом, когда взрыв хохота после ухода инфанты стих. Повезло нам нынче, славно позабавимся.
Да уж, уделал бабу целиком поди, плакать пошла, не иначе, гоготал кто-то в ответ, но кто именно из трёх палачей что говорил, определить было невозможно. Вообще редкое везение разделать такого аристократа, как он.
Эстрелладо пытался надеяться, что он ослышался, но понимал, что это глупая надежда. Тем не менее, он рискнул заговорить сам, дабы ощущать, что хоть что-то может сделать, а не только способен висеть безвольной тушей на растяжке, забавляя мучителей своей беззащитностью.