Наблюдая мир в лобовые проталины, Георгий не заметил, как к нему подошёл небольшого роста человек в серебристом плаще и странных туфлях не по погоде.
Здравствуйте, тихо приветствовал незнакомец, будьте так любезны, скажите, этот аэробус идёт до космодрома Гея?
Я не знаю, растерялся Георгий и прибавил: может, водитель скажет?..
Водителя нет, мы вдвоём. Поймите, мне срочно нужен космодром! Ну будьте же смелее, представьте его себе, я считаю ваш имэджин и больше ничем Вас не обеспокою, затараторил непрошеный собеседник, заглядывая Георгию в глаза.
Георгий постарался представить что-нибудь похожее на космодром, но человек нетерпеливо дёргал его за рукав пальто и сбивал с мысли.
Не можете наконец разочарованно пискнул пришелец и отошёл в конец салона.
На первой же после знакомства остановке Георгий пулей вылетел из автобуса, отбежал в сторону и стал внимательно всматриваться в заросшие белой паутиной стёкла с чёрными островами лобовых проталин. Потом он взглянул на рейсовую табличку у задней двери и прочитал: «Маршрут 17, Чистые пруды м. Профсоюзная космодром Гея». Георгий протёр глаза ничего не изменилось. Автобус тронулся. С минуту наш герой стоял неподвижно. Наконец он простонал сквозь зубы «Уходит же!», и бросился вдогонку за белыми клубами снежной пороши.
Он бежал, примечая, как меняется утреннее небо. Редеет вереница облаков, и на глазах растёт огромное холодное Солнце.
Окраина города уступила место неряшливой промзоне. Действительно, за бетонным забором городской свалки показалась радарная башня космодрома Гея.
Всё проходит, пройдёт и это
Сущий, милосердный Бог (если Ты есть), умоляю, избавь меня от этого ежедневного и однообразного кошмара! Ей-Богу, Господи, нету больше моих сил изо дня в день фабриковать рутинные отчёты и с надуманным восторгом фальсифицировать очередные случившиеся вокруг меня мелочи. На этой глянцевой планете Укх не происходит ничего, достойного пера профессионального астроисторика. Пять с половиной лет меня учили постигать науку бытия через его разнообразие. И что теперь? Стоило ли лететь за тридевять земель, чтобы каждое утро, наблюдая вторжение неизвестных науке биоорганизмов, сломя голову бежать к компьютеру и, как Храбрый портняжка, выстукивать на клавиатуре литеры про очередную армаду молекулярных пришельцев? Конечно, я бы мог просто наговорить текст на вордовский борзописец и избавить себя от непосильного стенографического труда, но эти молекулярные сволочи, кажется, испортили всю фиксирующую аппаратуру.
И такую ежедневную (простите за исторический слоган) хрень я должен описывать в подробностях, выявляя характерные особенности и периодичность амплитудных повторений. Ещё пара отчётов и я умру от нежелания быть среди всего этого!
Молекулярные ремейки это ещё ладно. А вчера что? Вбегает ко мне орнитолог Пашка Дергачёв. Орнитолог, он чем должен заниматься? Ну да, изучать физиологию укховских растопырок, их морфологию, распространение по скальным территориям, а он что? Влетел, как (нет, не буду портить запись) и с порога кричит: «Стикс (это меня зовут Стикс), Укх сходит с орбиты!». Я ему: «Хватит болтать!». А он смотрит на меня в упор: «Ты чего, говорит, не слышишь? Укх схо-дит с ор-би-ты!» «Ладно, отвечаю я, диктуй свои идиотские отклонения».
Каково, нет, каково терпеть всё это! А что Ему скажешь? Это я про нашего Ароныча Великого. Вот уж с повезло с руководством, так повезло!
Стикс небрежно потёр руки.
А ведь я подавал надежды и мог стать приличным историонавтом, а не этой канцелярской авторучкой. Эх, попадись мне другая экзопланета! Не эта периферийная Укха, а, скажем, Глизе 876 d. Уж там бы, на Глизке, наверняка оказалось что-нибудь, достойное моего историографического внимания. Красные карлики вообще моя личная тема с четвёртого курса Планетологии. Я б расщёлкал этого пунцового недотёпу мама не горюй!
Стикс накинул лёгкий прогулочный скафандр и вышел на смотровую площадку станции. Повсюду, куда хватало взгляда, кипела сосредоточенная работа астронавтов.
Он недовольно поморщился.
Дело в том, что ЦУПом с Земли была поставлена задача: провести полный геологический анализ планетарной корки за три месяца. Соответственно, срок жизнеобеспечения личного состава колонии был рассчитан с учётом этой сумасшедшей директивы. Недовольны были все, кроме Ароныча. Этот великий путешественник (кстати, поговаривают, что Ароныч пра-пра-правнук знаменитого русского Фёдора, кажется, Конюхова), так вот, этот потомственный «рисковАн» готов был ежедневно подставляться ради бла-бла-бла! Просто молодец. Одно обидно: наши никчемные жизни напрямую зависят от Его драгоценной биографии прямее не бывает. И никто об этом не думает! Но ведь должен же кто-то об этом думать!