Помню, как Антонина Антоновна, заручившись ходатайством дирекции школы, добивалась через гороно каких-то талонов на бесплатное получение зимней одежды и обуви для нуждающихся учеников. Сильных учеников она сажала со слабыми, отличников за последние парты, отстающих за первые и уделяла им больше внимания, чем остальным. Не помню, чтобы она сказала кому-нибудь, даже тем, кто озорничал, грубое слово. Бывало достаточно её укоризненного материнского взгляда, чтобы остепенить шалуна. Договорившись заранее, чтобы мы предупредили родителей, она после уроков водила нас в парк, за город и увлекательно рассказывала всякие были и небылицы. Её любили, к ней льнули все ученики.
В школу я не шла, а бежала с удовольствием. Гладко причёсанная, без всякой косметики, в неизменных чёрной длинной юбке и белой кофточке с глухим воротником и длинными рукавами, она одной только внятной речью поглощала всё наше внимание. Во время перемен и при встречах я внимательно разглядывала других школьных учителей, и мне казалось, что лучше нашей Антонины Антоновны нет.