Цыган не вояка, не умеет держать в руках не только винтовку, но даже саблю. И на ножах не бьётся с кнутом выходит на единоборство. Станет супротив обидчика, и стегаются до тех пор, пока тот не бросит кнут. И никто не посмеет вмешаться, разборонить, ибо удары посыпятся на того, кто остановит схватку. А что касается помощи Красной армии многие цыгане добровольно пошли служить в кавалеристы, только кузнецами. Это тоже помощь на неподкованной лошади далеко не ускачешь. Вот и мой брат Левко ушёл с донскими казаками, оставив четырёх детей на жинку-молодку и на меня.
Тяжело, небось, с ними одеть, обуть, накормить, четверо всё-таки заметила Анка.
И то сказать, нелегко, не жизнь, а мучение одно Тем, у кого мужики мастеровые при семье остались, полегче, а нам, бабам безмужним, мука сплошная
Шли бы вы, тётушка Лайна, в колхоз, как-никак на одном месте жить легче, человек с землёй срастается, с людьми роднится. Может, полегче стало бы.
Пробовали, на Кубани дома для нас хорошие выделили, землю дали и всё, что надо было для труда хлеборобского, но ничего не вышло, не смогли жить в домах, не приросли к земле, видно, бродячую кровь нашу лишь смерть способна успокоить.
4Дарья Даниловна замечала не раз, как старая цыганка заходит и подолгу засиживается у Анки, и сказала как-то:
Ты зря приваживаешь в дом эту бреховку, разделает она тебя как охотник белку. Я ведь вижу, как она, уходя, уносит с собой то узелок, то свёрток. Поди, сундук уже переполовинила. А покойная Катерина, свекровь твоя, всю жизнь складывала в него добро бедняцкое
Да что вы, Дарья Даниловна, напрасно так плохо думаете о тётушке Лайне. Не смотрите и не судите о ней по виду угрюмому. Душа у неё добрая. И ничего она у меня не просит, сама отдаю ей то, что мне не понадобится, не сгодится.
А за что отдаёшь? Кто она тебе, родня или подруга? Гадает, небось Врёт ведь всё, а ты веришь.
Не то чтобы я поверила всему сказанному, а так Но только не мошенница она, просто мастерица баять. И слова подберёт, и скажет так, что душу сразу облегчит. Душой ведь я истосковалась так, что свету белому порой не рада, сон не берёт. А тётушка Лайна как нагадает сразу на душе полегчает, сплю спокойно, и работа спорится. Не знаю, кто как, а я за добрые слова, за утешение всё бы отдала. Она ведь тоже нелегко живёт, двоих племянников содержит. Один только Бог знает, какая жизнь в таборе, всегда под открытым небом.
Кто им виноват? Пусть бы жили оседло на одном месте и трудом зарабатывали себе хлеб, а то ведь на дурницу прожить стараются, не унималась Дарья Даниловна.
Оно-то, может, и так, но только мы с вами не переделаем их жизнь. Пусть себе живут как знают, не разбойники ведь они, заступилась за цыган Анка.
Не разбойники, говоришь? Зато вороваты А ну положь попробуй рядом что-нибудь дорогое.
Да разве они одни воруют! Ворьё среди всякого народа есть Право же, цыганка Лайна неплохая женщина. Вот вы зайдите как-нибудь вечером, послушайте её, попросите кинуть карты на Назара, увидите, как вам полегчает от её слов.
Видеть её не хочу, не то чтобы слушать болтуху. Поди, всем одно и то же мелет, дурит таких, как ты, простофиль. Дождёшься ты, Анка, что я сама налажу со двора твою цыганку.
Не трогайте её, Дарья Даниловна, изведусь я без гаданий. Её слова для меня всё равно что лекарство для больного. Может, я оглупела совсем, что ищу утешения в гадании, но ведь и другие гадают. А иные молитвам предаются вот как вы Я же не знаю молитв, не знаю, во что верить А как хочется верить в хорошее, жить надеждами. Нет ведь иной утехи в горькой доле жён фронтовиков
Анка помолчала немного, потом, грустно взглянув на Дарью Даниловну, продолжила:
Ведь мне тяжелее, чем вам. Я одна-одинёшенька, а у вас Денис Иванович, Настенькины детишки. Отдать мне Маняшу не хотите, чтоб не разлучать детей, так вот и рада я той же цыганке Лайне. Сама за нею хожу, не раз к ним в табор заглядывала, на племяшей её посмотрела, на жизнь цыганскую.
Жалела Анка тётушку Лайну, особенно после того, как поведала она о своей нелёгкой судьбе, о давно пережитом, но не забытом горе своём. Вот её рассказ:
«В те давние годы юности и я была молодой и красивой. И, на мою беду, тогда тоже пошёл германец войной на Россию. Но только та война была вроде бы потише. Одни солдаты да предводители дрались промеж собой, а мирян и нас, цыган, не трогали.
И надо же было случиться, чтоб табор наш оказался поблизости от фронта. В те времена фронт подолгу держался на одном месте, потому как вояки, каждый себе, выкапывали окопы, сидели в них и пуляли в противника. В тот первый военный год я замуж вышла, как раз летом дело было. И месяца не успела прожить с любимым, как беда стряслась.