Теперь члены нашей коммуны окончательно пали духом. Они неохотно убирали злополучный участок и многие просили, чтобы их исключили. Только мой дядя Арслан-Бек, его заместитель Дауд и другие мужчины решили не сдаваться и еще раз попробовать засеять выделенный участок неприхотливым корнеплодом местной морковкой.
Наша морковь отличается от янтарно-желтой плоскостной. Она приблизительно такой же формы и размера, как плоскостная, только цвет другой от темно-лилового, фиолетового до нежно-розового и какая-то прозрачная, а главное, очень сладкая. Ребятишки грызли ее целыми днями.
За семенами нужно было ехать в город. Там можно было купить сколько угодно на базаре. Как только стаяли снега и весеннее солнце смягчило землю, мой дядя собрал оставшихся членов коммуны и отправился сажать морковь.
Со временем появились редкие всходы. Ботва была невысокой. Не радовались коммунары, но и не теряли надежду. Кто-то успокоил, уверив, что это не плохо, значит, морковь пошла в корень, а не в стебли. Обеспокоенный судьбой урожая дядя Арслан-Бек сказала бабушке:
Дадей[4], на общественном участке я решил поставить сторожа. Просить чужих не хочется. Трое наших женщин обойдутся без тебя. Возьми с собой Пир-Будага, войлок, чтобы отделать шатер, еду и отправляйтесь на участок.
Бабушка не стала возражать, она только предупредила дедушку. Он одобрил решение сына и добавил:
Давно это надо было сделать.
После обеда бабушка и Пир-Будаг, положив на плечи все необходимое, ушли на участок. Утром бабушка вернулась, чтобы сделать необходимые распоряжения по хозяйству и взять еду. Когда она собралась вновь уходить, я увязалась за ней:
Не ходи, нечего тебе там делать, оставайся дома с дедушкой, уговаривала она.
Тогда я начала плакать, вернее, сделала вид, что плачу.
Возьми ее, пусть порезвится в поле, сказал дедушка, приподнявшись с постели.
Бабушка, уходя, что-то буркнула, я выскочила за ней, позвала Китмира. Он лениво поднялся и поплелся за нами.
Собаку зачем ведешь? крикнула бабушка.
Да пусть, веселее будет, ответила я.
Идти было далеко, к полудню мы пришли. Еще издали я увидела небольшой шатер. Он стоял с возвышенной стороны общественного поля возле «Убежища шайтанов», где из-под скалы бил родник и струился ручейком по вырытой канавке.
Увидев нас, дядя Пир-Будаг обрадовался, видимо, ему было скучно одному Бабушка поставила перед ним галушки из пшеничной муки и глиняный кувшин с кислым молоком, а узелок с толокном и сыром отложила в сторону, сказав, что это на утро.
Пока дядя Пир-Будаг ел, я позвала Китмира и побежала к «Убежищу шайтанов». Уходя из дома, я сказала бабушке неправду, что беру Китмира ради веселья. Нет, я взяла его из-за страха, боялась чертей. Я подумала, мало ли чего они надумают ночью, когда мы будем спать возле их убежища!
Осторожно оглядываясь, как в те дни, когда мы приходили очищать целину от камней, я подходила, смотрела в расщелины, потом, позвав Китмира, спустилась в ущелье. Там я собрала много мелких круглых камешков, заглянула в щель, над которой вершины скал, нависая, образовали свод. Через него едва виднелась узенькая полоска неба.
Китмир напился воды из речушки, которая несла свои бурливые, пенистые струи, перескакивая с камня на камень, и мы снова поднялись наверх.
Как только стемнело, бабушка сказала:
Залезайте в шатер, ляжем спать.
Я хотела лечь между бабушкой и дядей Пир-Будагом для безопасности, но Пир-Будаг сказала матери:
Убери от меня этого маймуна[5], а то будет дрыгать ногами.
Ложись с этой стороны, сказала бабушка, и я перелезла через нее.
Спать не хотелось, и мне почему-то стало грустно и немного страшно в пустынном поле. Да еще рядом с «Убежищем шайтанов». Вспоминая дом, дедушкину шубу и Коран под его подушкой, я сожалела, что не послушалась бабушку и пришла на это неудачливое поле на ночь глядя.
Через некоторое время из-под тучи выглянула луна, стало светлее. Вскоре бабушка захрапела, вслед за ней засопел и дядя Пир-Будаг. Я не спала, и Китмир тоже не спал. Устроившись у входа в шатер, положив голову на вытянутые лапы, он, наверное, думал о чем-то своем, как будто чувствовал или понимал, что я боюсь и нужно таким образом преградить путь «нечистым» силам, если они ночью выйдут из своих убежищ. Тогда у нас верили в существование чертей, домовых и всяких духов.
Когда я проснулась, ярко светило солнце. Бабушки не было. Дядя Пир-Будаг сидел у входа в шатер и ел толокно с сыром. Китмир лежал напротив и пристально смотрел, как он жует.