Бил пулемет, гранатометы
Рассветный ранили покой.
И автомат швейной машинкой,
С короткой паузой строчил.
Владимир наизусть их звуки,
За год прошедший изучил.
Совсем недалеко стреляли,
В городе хитрая война.
Линия фронта дом, квартира,
И явно глазу не видна.
Метрах в двухстах она проходит,
Кто, где и как трудно понять
Давно воюет оппозиция,
Чтоб власть у Ассада отнять.
«Вот выспится американец,
Надо на крышу нам сходить,
И с высоты многоэтажки
Картину можно оценить».
Уснул с открытыми глазами,
Мелькнула девушка его.
«Маринка, милая Маринка,
Как жаль, что ты так далеко»
Чуть дернувшись, сразу проснулся.
«Нельзя солдат спать на посту,
В момент окажется враг рядом,
Хоть только что был за версту».
Сидел на корточках он рядом,
С разбитым вдребезги окном
И вдруг, двоих солдат заметил,
Что-то тащивших в этот дом.
К двери входной тихо подкрался,
В руке держа кусок трубы,
Сердце тревожно колотилось.
«Только бы не было беды».
Шаги прошествовали мимо,
На крышу эти двое шли,
И диалог свой на арабском,
Они между собой вели.
Владимир с удивленьем понял,
Что понимает эту речь,
Но важное из разговора
Не удалось ему извлечь.
Выглянул сонный Алабама.
Как обстановка, ты с трубой?
Уже минут, эдак пятнадцать,
Как не одни мы здесь с тобой.
Я думал, когда ты проспишься,
Вместе на крышу сходим мы,
Чтобы понять кто, где и как здесь,
И где среди всего есть мы.
Может, вздремнешь?
Да не до сна уж, те двое спать мне не дадут.
Теперь на крышу путь заказан,
Если заметят нас убьют.
Давай предельно осторожно,
Посмотрим с далека на них.
Может, их нет уже в помине,
И рядом бой почти утих.
Давай попробуем, согласен,
Пойду пролетом сзади я,
Смотри вперед, спина прикрыта,
Надейся смело на меня.
Поступью кошки Алабама,
Первым по этажам пошел,
Следом, чуть ниже наш Владимир,
Ступая на носочки, шел.
Шли, останавливались слушать,
Опять, подобно кошкам шли,
И вот уже этаж последний,
Все в битой крошке и в пыли.
Лестница в рубку, ход на крышу,
Будь здесь, я выгляну слегка,
Выглянул, тихо все, и вылез,
От напряжения тряслась рука.
Чуть-чуть прокрался, и увидел:
В правом крыле сидел солдат,
Словно рога, глаза буссоли,
За парапетом вверх торчат.
Парень уселся на футляре
И корректирует огонь,
Держала только «Моторолу»
Его солдатская ладонь.
А автомат стоял у стенки,
Была возможность нападать,
«Но если бы один он был здесь,
Что же второго не видать».
***
Владимир в тяжком ожиданье,
Тоже на лестницу шагнул
И выглянув чуть-чуть из рубки,
Часть крыши быстро оглянул
Но ничего там не увидев,
Решил на свое место стать.
Спускаясь, ногу вниз поставил,
Вздрогнув, услышал вдруг: «Стоять».
Словно замерз в нелепой позе,
Руки на лестнице с ногой,
Другая пола лишь коснулась
«Досадно так, хоть волком вой».
Чуть обернулся и увидел:
В руках солдата автомат,
Который на него направлен
Видно, как нервничал солдат.
Так и стоял он руки к верху,
Ногой, не смея на пол стать.
«Сейчас вернется Алабама,
Мне надо знак ему подать».
Услышал шорох где-то сверху,
Глаза молящие поднял.
Брат, не стреляй! Довольно громко,
На чуждом языке сказал.
Чудом услышал Алабама,
И понял с удивленьем речь.
Чуть заглянул, и ствол увидел.
«Как же враг смог нас подстеречь?»
Теперь была только минута,
И он не стал ее терять,
Кусок стекла блеснул на крыше,
Он поспешил его поднять.
Невдалеке бой разгорался,
Шум растворял его шаги,
Ткань намотал, как рукоятку,
Для сохранения руки.
Подкрался к парню и с размаху,
В шею хрустальный штык вогнал
Солдат вскочил и пошатнувшись,
Протяжно, жутко застонал.
В глазах застыли боль и ужас
Боль от бессилия, ужас ран,
А из-под тряпки уже красной,
Крови пульсировал фонтан.
Шагнул, шатаясь к автомату,
Но тот уж был в чужих руках.