Не хочу в комнаты, решительным тоном заявил мальчуган. Хочу дослушать сказку.
Да, сказку, подхватила девочка.
Вы дослушаете ее завтра, если будете послушны. Мистер Лауренс доктор. Он скажет вам, что маленьким девочкам и маленьким мальчикам вредно оставаться на воздухе после вечерней росы.
Значит, вам рассказывали сказку? спросил Джон, когда мы все тронулись к дому.
Да, и очень-очень хорошую сказку! восторженно вскричал мальчуган. Дядя Иеремия тоже рассказывал нам сказки; но то была поэзия, и его сказки сравнить нельзя со сказками мисс Воррендер. У ней есть одна, в которой являются слоны.
И тигры, и золото, перебила девочка.
Да, и там ведут войну и дерутся, и король сигар
Сипаев, друг мой, поправила гувернантка.
А еще есть там рассеянные племена, узнающие друг друга посредством сигналов; и человек, убитый в лесу. О, она знает великолепные сказки. Попросите она и вам расскажет сказку, кузен Джон.
А в самом деле, мисс Воррендер, сказал мой товарищ, вы возбудили наше любопытство. Что, если бы вы и нам рассказали про эти чудеса?
О, мои сказки покажутся вам глупостью, смеясь, возразила она. Это только воспоминания из моего прошлого.
В это время нам навстречу показался Копперторн.
А я искал вас всех! делано веселым тоном вскричал он. Время обедать.
Это мы и без вас могли узнать по часам, возразил Джон немного резким, как мне показалось, тоном.
А, вы охотились вместе, я вижу, продолжал секретарь.
Не вместе, возразил я. Мы повстречали мисс Воррендер с детьми на обратном пути.
О! Мисс Воррендер пошла вам навстречу, когда вы уходили.
Ехидство тона, каким были произнесены эти слова, возмутило меня, и я воздержался от резкого отпора лишь ввиду присутствия дамы.
Посмотрев случайно на гувернантку, я заметил злобный огонек в ее глазах, обращенных на секретаря, и заключил отсюда, что она разделяет мое негодование. Отсюда нетрудно понять мое изумление, когда около десяти часов вечера того же дня я увидал их обоих прогуливающимися по саду при лунном свете и поглощенными оживленной беседой.
Право, не знаю почему, только это зрелище так взволновало меня, что после нескольких тщетных попыток взяться за занятия я отложил книги в сторону.
Около одиннадцати часов я снова выглянул в окно, но их уж не было. Через несколько минут я услышал шарканье дяди Иеремии и твердую тяжелую походку его секретаря, поднимавшихся по лестнице в свои комнаты, расположенные в верхнем этаже дома.
Глава IV
Джон Терстон никогда не отличался особой наблюдательностью, и я уверен, что за три дня пребывания под кровлей его дяди я узнал о жизни дома больше, чем он за три недели.
Мой приятель был всецело поглощен химией и целые дни проводил за опытами и реакциями, радуясь симпатичному собеседнику, с которым можно потолковать о своих открытиях. Что касается меня, я всегда питал слабость к изучению и анализу человеческой натуры, и я находил много интересного в этом маленьком мирке, жить в котором закинула меня судьба.
Говоря короче, я с таким рвением отдался наблюдениям, что начал серьезно опасаться за успешность моих научных занятий.
Первым моим открытием было то, что истинным хозяином Дункельтвейта был не дядя Иеремия, а секретарь дяди Иеремии.
Профессиональное чутье говорило мне, что страсть старика к поэзии, бывшая вполне безвредной в дни его молодости, превратилась теперь в манию, овладевшую его мозгом и не оставлявшую в нем места никакой посторонней идее.
Копперторн, потакая этой мании и направляя ее согласно своим выгодам, добился того, что во всех других отношениях приобрел над стариком неограниченную власть. Он совершенно бесконтрольно распоряжался всеми финансовыми и хозяйственными делами своего принципала.
Надо отдать ему справедливость у него хватило такта проявлять свою власть мягко и деликатно, не оскорбляя своего раба-хозяина: поэтому он не встречал со стороны последнего никакого сопротивления.
Мой друг, вечно занятый анализами и реакциями, не отдавал себе отчета в том, что давным-давно стал в доме совершенным нулем.
Выше я уже выражал убеждение в том, что если Копперторн и испытывал нежные чувства к гувернантке, то эта последняя и не думала отвечать ему взаимностью. Но через несколько дней я пришел к заключению, что между этими двумя личностями, кроме нежных и не находящих взаимности чувств Копперторна, должна была существовать еще какая-то иная связь.