Катя, вот видишь, зрелище Леи уже помогло тебе понять состояние Аарона. Лея организм растущий, ей мало надо, но часто, Аарону много, хоть и реже.
Показательное действие оказало на меня сильное впечатление, я совсем сникла а что будет вечером? Беспомощно посмотрев на Олега, я встала и медленно вышла из столовой. Я просто шла по дворцу, совершенно бездумно, подходила к портретам, смотрела на них, но в голове не появлялось ни одной мысли, и я продолжала идти дальше.
А вот и зеркальный зал. В большом зеркале передо мной стояла усталая, задавленная жизнью женщина с потухшим взглядом. Куда делась счастливая влюблённая, которая положила камень родонит под подушку для сохранения счастья в доме? Я задумалась, как пройти в комнату-сейф? Я сама доставлю радость всем жителям этого дома. Лею накормят, Аарона спасут, Олаф школу построит, а я буду песни разучивать для концерта и никому не буду мешать. На один вечер можно выйти без ущерба для обитателей на время концерта, а потом снова вернуться в безопасное место, для безопасности других. Тяжело вздохнув, я отвернулась от себя в зеркале, лучше не видеть этот ужас, надеюсь, в сейфе зеркала нет. Глеб стоял, опираясь на косяк, совершенно не характерная для него поза, как будто он устал, а он не устает никогда, значит я его довела. Я не стала подходить к нему, пошла дальше, он пошёл вслед за мной.
Куда ты идешь?
Я просто иду.
Хочешь, я отнесу тебя в комнату?
Нет, не хочу.
Я шла дальше, и не помнила, что Глеб идёт за мной. Действительно, куда я иду и зачем? Куда непонятно и зачем непонятно. Значит, остается только почему. Интересно, почему? Потому, что должна идти, я всегда должна идти, даже тогда, когда неизвестно куда и неизвестно зачем. Куда мы идём с Глебом? И идем ли. А зачем? Лея сегодня расставила все точки. Идти нам некуда. Мы можем только немного продлить своё совместное существование до тех пор, пока я жива, и пока меня кто-нибудь не достанет, даже не специально, просто потому что. Или случайно размахнётся, а я окажусь рядом, и меня не сдует насовсем. Как бы я не пыталась, у меня ничего не получится. Глеб даже не может поцеловать меня так, как бы ему этого хотелось сделать, это тоже может закончиться для меня кардинально.
Лею сегодня Глеб многократно бил энергией, а она вставала и вставала, даже обескровленная, а при полном питании? Я её не боюсь, но сравнивать с собой даже не стоит. Маленькая девочка, юная девушка. Я их всех люблю, но мне места в этом мире нет, не предусмотрено законом жизни. Зря я не погибла тогда, не было бы так больно сейчас, когда я нарисовала себе надежду и шла к ней, стараясь не замечать ничего вокруг. Всё правильно, Глеб совершенно прав, закон должен быть одинаков для всех. Вопреки всему я выжила, но жить мне закон не даст. Не может серый кролик жить среди тигров, а тем более любить тигра и заставлять любить себя. Я тот самый серый кролик, которого некоторые тигры пытаются защитить от других тигров, но кролик среди них всё равно не выживет, по закону, по определению. Да и жизнь кролика слишком коротка по сравнению с жизнью тигров, стоит ли ему за эту короткую жизнь бороться и портить жизнь тиграм? Пусть живут по своим законам и рассказывают легенды о бесстрашном сером кролике, который пытался жить среди тигров.
Я не заметила, что уже сижу на коленях у Глеба, и он качает меня как ребёнка. Он пытался меня целовать, но я никак не отвечала его губам, даже не замечала их. Я превратилась в «ничто», мое ничто думало о своём и не хотело ничего видеть и слышать. И мое «ничто» ничего не хотело. Зачем? На этот вопрос ответа у моего «ничто» не было. Появился Олег, долго держал меня за руку, но я ничего не чувствовала, моему «ничто» ничего не нужно. Потом меня отнесли в комнату и положили на кровать, мне было всё равно, «ничто» может лежать везде, место тоже не имеет значения. Появился Андрей, тоже держал меня за руку, и моё «ничто» никак не отреагировало на него. Бедный мальчик, как я ему испортила жизнь, чуть не погубила. Но теперь будет всё хорошо, «ничто» не может длиться вечно, оно «ничто». Я погладила ему руку, улыбнулась, он весь встрепенулся, но я больше ничего не сделала и его взгляд потух.
А потом я заплакала тихими горькими слезами, это были слёзы обиды, тихой безнадёжной обиды на все усилия, потраченные зря, на своё непонимание закона природы. Глеб обнимал меня, что-то говорил, но мое «ничто» не слышало ничего кроме своей обиды, слёзы лились и лились. Моему «ничто» стало легче, когда вылились все слёзы, и я улыбнулась Глебу. Он обрадовался, что-то мне говорил, но мне было всё равно, ответа на вопрос «зачем?» я в его словах не услышала, я вообще ничего не слышала. «Ничто» не хотело ничем заполняться пока не получит ответа на вопрос «зачем?». Пришла Лея, тоже держала меня за руки, что-то говорила мне, но моё «ничто» не приняло и её, я ей улыбнулась, но слов не поняла. На меня надели какие-то драгоценности, они были очень тяжёлыми и давили, мне было неудобно, но я терпела, им же хотелось это сделать, пусть будет. Так я и лежала, вся в драгоценностях, а они стояли рядом и не понимали меня, моё «ничто». Глеб взял меня на руки и опять стал качать как ребёнка и прижимать к себе, целовать и что-то говорить. Я слушала его, пыталась понять, но мое «ничто» так и не находило ответа на вопрос, и я сразу забывала все слова. От слёз, тёплых рук Глеба я уснула.