Катя, ты поражаешь меня, но об этом я хотел бы поговорить немного позже, а пока позволь мне поздороваться с Олегом и Самуилом.
Он слегка наклонил голову и отошёл. Олаф поразил меня ещё и тем, что обнял Олега и Самуила. Они обнимались радостно, как друзья, чего я никогда не замечала с другими главами кланов, с которыми Глеб встречался. Гость начинал мне нравиться, он вёл себя как друг семьи, настоящий, человеческий. Он обернулся к Глебу:
А Андрей в доме?
Андрей.
Тот появился сразу и радостно заулыбался.
Олаф, как я рад тебя видеть!
Андрей ещё скованно чувствовал себя в присутствии Глеба, но гостю обрадовался совершенно искренне, и Олаф тоже его обнял со словами:
Возмужал, совершенный боец.
Самуил, встревоженный моей выходкой, наконец, пришёл в себя и гордо заявил:
Олаф, ты ещё не знаешь, на что способен этот мальчик, муж практически.
Догадываюсь, что твоими стараниями.
Я помог немного, но он уже сам развивается.
Они радовались появлению Олафа в доме, а я с удивлением поняла, что я тоже довольна, несмотря на неприятную сцену, которую Олафу повезло лицезреть. Глеб подошёл ко мне и обнял. Он слегка коснулся губами моих волос и тихо прошептал:
Я не думаю, что ты мне изменяла с Аароном. Я верю тебе, а не ему.
Правда?
Правда.
А почему Олег так говорит?
Олег говорил не так, я слышал ваш разговор.
Подняв голову, я попыталась заглянуть ему в глаза. Глеб, не обращая внимания на остальных, наклонился ко мне и поцеловал нежно-нежно, а потом спокойно сказал:
Олег видел картинку, но я ей не поверил.
Я смутилась и спрятала горящее лицо у него на груди. А Глеб, обнимая меня, сказал Андрею:
Андрей, приготовь все записи по передаче энергии для Олафа. Самуил, а ты всё по крови. У Олафа мало времени.
Андрей с Самуилом сразу вышли. Немного успокоившись, я посмотрела на гостя и не смогла двинуться с места. В глазах Олафа была такая пронзительная тоска, что у меня сердце сжалось. Непроизвольно я прошептала:
Олаф, что с тобой?
Катя, Олаф недавно потерял жену, она была человеком.
Неожиданно глаза Олафа изменились, и тоска исчезла.
Ты неправильно сказал, Глеб, она ушла от меня.
Ушла, от него ушла жена? Жена-человек? Моё изумление даже развеселило Олафа.
Катенька, почему ты удивляешься? Разве у людей жёны не бросают своих мужей?
Бросают, но я не понимаю
Всё просто, она знала кто я, и решила, что такой муж ей не нужен. Она стала одной из нас.
Она не была человеческой половиной для тебя?
И сама испугалась этого вопроса: если она уже не человек, то значит у Олафа нет шанса.
Нет, она была обычной женщиной.
Олаф грустно улыбнулся, но глаза опять стали весёлыми, и он продолжил уже другим тоном:
Катя, я узнал, что ты поёшь, можно ли мне тебя послушать?
Олаф, это очень громко сказано, это пением назвать нельзя, случайно вышло и меня теперь все шантажируют.
Олаф, Катя поёт хорошо, я могу это утверждать, у нас концерт готовится, я тебя позову.
Глеб, как ты можешь позорить жену, вот Лея хорошо поёт, голос изумительный. Лея!
Я решила любым способом отказаться от пения, два позора за один день, это даже для меня много. Лея появилась совершенно спокойная и поздоровалась с гостем. Молодец, справилась с собой, и на Глеба без страха посмотрела.
Лея, спаси меня, гость хочет услышать моё пение, а я не в голосе, совсем. Ты что-то хотела мне показать, что вы с Андреем подобрали, давай мы вместе послушаем.
Глеб провёл меня и усадил на диван, сам сел рядом, Олаф примостился с другой стороны, я ощущала себя как между двух колонн. Но мне было не до своих мыслей, я ободряюще покивала головой Лее и даже подмигнула, покажи им, что мы не лыком шиты. И Лея смогла, она опустила голову, вздохнула, сложила руки как оперная дива, и запела. По всему дворцу растеклись серебристые волны чистейшего звука, они переливались всеми цветами радуги, и даже грусть песни не смогла заглушить этой красоты.
В лунном сиянье снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится.
Динь-динь-динь, динь-динь-динь колокольчик звенит,
Этот звон, этот звон о любви говорит.
В лунном сиянье ранней весною помнятся встречи, друг мой, с тобою.
Динь-динь-динь, динь-динь-динь колокольчик звенел,
Этот звон, этот звон о любви сладко пел.
Помнятся гости шумной толпою, личико милой с белой фатою.