Чего ты трясёшься, успокойся уже! проговорил Егор, заглядывая в ботинок и пытаясь вытрясти воду. Ничего страшного не случилось-бы, там мелко
Конечно, он соображал, что коляска могла просто опрокинуть содержимое в воду Но скорее всего всё обошлось-бы истерикой девчонки Бог знает. Ему было неудобно. Хотелось уйти, и он забыл о желании поговорить с Гулливером.
Меня зовут Лариса А ты молодец
глава 3
Лара, значит?
Ла-ра Как-то патриархально звучит. Лера намного лучше, но Лера это ведь Валерия? Жаль
А это твое? кивнул Егор на коляску. Плохо за имуществом смотришь.
Это? Нет, это не моё Так
Как это «так»? Киднэпинг?
Ерунда. Просто подработка для полу-существования. Приходящая няня. Выгул и кормление младенцев Смотрел «Младенец на прогулке»? Ну и дополнительная нагрузка смена подгузников и другие развлечения Это уже бесплатно.
Значит, в нижних рядах сидишь?
Как это?
«Вокруг светоносного круга, превышающего окружность солнца, расположены, образуя свыше тысячи рядов, ступени амфитеатра, подобного раскрытой розе, и на них восседает в белых одеждах всё, к высотам обретшее возврат, то есть все те души, которые достигли райского блаженства». Это «Божественная комедия», Данте Алигьери
Да, ниже некуда Я про Данте Отстой, тоска. Все сидят на полочках, и так бесконечность. Травят анекдоты и грызут семечки
Вроде того. Все знают, что Рай унылое место, вынести эту вечную муку могут только праведники с каменным терпением. И с нижних рядов те, кто подальше от Бога, потихоньку сбегают в Ад, почему и воронка, амфитеатр. В нижних рядах мало населения не потому, что все стремятся в верх, а потому, что сбегают туда, где жизнь. В преисподнюю.
Здесь и сбегать не надо. Если только в Рай, на Молукские острова.
«Рай и Ад, это две половинки души»
Хайам тоже проповедовал гедонизм. Воспевал вино и женщин.
Женщинами интересуешься?
Я больная? Кому эти стервы нужны? Собой интересуюсь Но не в этом смысле, не думай.
Ничего я не думаю, уныло проговорил Егор. Трындец выходному. Поехал я домой
Далеко ехать?
Вторая линия.
Это не далеко. Я на Девятой живу, рядом с Большим А детёныш на Большой Пушкарской, надо его домой Телефон дашь?
Я его не помню Сейчас посмотрю он достал телефон, начал ковыряться в настройках, Вот, нашёл, записывай
Есть. А зовут тебя как?
Егор. Я дома постоянно, диван душу Книжки-кинишки.
Это хорошо. Достали такие, знаешь, фитнес-геи Ни ума, ни пищи для ума. Ладно, созвонимся Спасибо тебе
Она развернула коляску, пошла к мосту. Он терпеливо смотрел вслед. Так и уйдёт? Пройдя метров двадцать, она оглянулась:
Чего сидишь? Тебе-же на Кронверкский, к трамваю? Пойдём
« Я умолял человека с бородой высадить меня на сияющем причале у огромных резных ворот Акариэля, но он, мягко улыбнувшись, сказал мне :
Не проси об этом. Многие вошли в Таларион, Город тысячи чудес, но никому не удалось вернуться оттуда. Там бродят демоны и безумцы, которые давно уже перестали быть людьми, а улицы его белы от непогребённых костей» *-
Но разве я не достоин пройти по этим улицам, смеясь над костями безумцев, кто не имел сил посмотреть в холодные глаза правды? Они умерли в безнадёжности отчаяния, которое несёт в себе правда, но я не верю в безвыходность, годится любое логичное решение, чтобы разорвать чёрный круг правды
Ты хочешь бежать в сказку? Она может оказаться горькой истиной, замаскированной и раскрашенной волнующими цветами
Но мы и так живём в обмане, нивелирующем действительность в серую безысходность, и вряд-ли я что-то потеряю, пытаясь вырваться за пределы тумана.
Посмотри на ту стену мутной пелены. Наш корабль на всех парусах стремится к ней. Но что она скрывает, и чего мы можем лишиться, ворвавшись за её покрывало? Может быть жизни, а может быть утеряны будут только иллюзии Мы этого не знаем, как не знаем и цены превосходства над умершими. Они свою цену заплатили, и мы теперь ходим по их костям, стирая память о них в белую пыль
Что с тобой? У тебя глаз не видно Лара трясла его за рукав, тревожно вглядываясь в лицо, и одной рукой покачивая коляску. На тебя страшно смотреть Ты напугал меня