Асю нашли в сточной канаве, врачи определили, что она там прожила около пяти лет. Один диггер её подкармливал, он и сообщил о ней, когда болезнь практически убила её.
Кому сообщил?
Разведчикам Амира.
У меня видимо было такое лицо, что Фиса несколько ехидно рассмеялась:
Они есть везде.
Немного походив по комнате, она спросила:
На море посмотреть хочешь?
Хочу.
Появился Алекс, соорудил этот трон и аккуратно усадил меня на него.
Алекс, я не инвалид, могу сама.
Ты не инвалид.
И вышел. Я смотрела на бушующее море и думала о том, что вот добьюсь я своего Амир женится на Ани и что? А ничего, вернусь к своей скучной, привычной жизни никому ненужности.
Рина, позволь поговорить с тобой.
Фиса, не надо из меня изображать жену вождя которой я не являюсь.
Я к тебе обращаюсь, не к жене вождя.
Если ты собираешься
Нет. Я хочу сказать о тебе.
Обо мне? Тогда говори, всегда интересно узнать о себе что-нибудь новенькое.
Я говорила с ней, а сама не оборачивалась, откинулась на подушку и продолжала думать свою грустную мысль. Я люблю Амира, люблю первой в своей жизни любовью, первой и единственной. Поэтому отдаю его Ани, он должен быть счастлив, этот седой вождь, переживший в своей жизни столько, что никому не осознать и не понять. А мне в особенности. Я просто люблю его, организмом и умом, сердцем и душой. Люблю.
Рина.
Я слышу тебя.
Не отдавай его.
Ты хотела что-то сказать обо мне, говори.
Фиса вздохнула и встала рядом, хотела взять меня за руку, но в последний момент быстро убрала свою ладонь, и сложила руки на груди.
В тот день, когда ты отдала Амиру свою жизнь, ты должна была погибнуть, только не я тебя спасла. Ты сама, своим стремлением к любви, ты так о ней мечтала и появление Амира превратило твою жизнь в ту реальность, которая была невозможна никогда раньше. Ты именно о нём мечтала, именно о таком мужчине, поэтому сразу узнала его и безропотно отдала ему то, что было нужно свою жизнь. Никогда его не упрекнула, ни слова, только любовь. Ты любишь его с первого дня встречи, только не позволяешь ему приблизиться к себе, сама не позволяешь, остатки сил на это тратишь. И не веришь никому из-за этой любви, потому что боишься её. Ты боишься, что Амир тебя полюбит.
Фиса ждала реакции на свои слова, но её не последовало, я молчала. Она во всём права, но ответить, значит признаться, а Амир не должен знать, не должен, поэтому надо молчать.
Рина, всё, что ты перенесла, человек не может вытерпеть то, что из-за меня
Фиса, мы договорились.
Хорошо. Я свою любовь превратила в ненависть, потратила столетия на месть и кровь на мне тоже есть. А ты муки нечеловеческие в любовь вот и рухнул мой панцирь, не выдержал твоей любви.
Она вздохнула и едва коснулась моих волос, очень робко, как ребёнок.
И Мари с тобой ожила, душой своей больной не ребёнок и не женщина, шестьсот лет даром не проходят.
Её Вито своей любовью
Вито мужчина и ирод. Он её просто любит, душой светлеет рядом с ней, только её душа тоже на кого-то опереться должна. А ты её своей любовью окружила, настоящей, не обманкой мачехи, видит она всё и чувствует глаза твои, слова да песни.
Песням ты меня научила.
И опять Фиса тихонько засмеялась:
Я им выйти помогла, в звуки облачила, они жили в тебе, а ты их не выпускала, страхами заложила.
Она помолчала, ожидая реакции на свои слова, но я ничего не сказала, какой-то идеал получился, осталось нимб нарисовать.
Рина, Амир тебя ждал
Он никого не ждал.
Мой тон был таким жёстким, что я почувствовала, как Фиса вздрогнула.
Он никого не мог ждать не умел ждать. И я ты ошиблась, Фиса, я не люблю Амира.
Мир рухнул в омут бушующего моря. Я ничего не видела перед собой, только серость, всепоглощающую серость. Слёз не было, я дышала ровно, и сердце билось в обычном ритме. За счастье любимого мужчины можно заплатить жизнью. Как Амир заплатил своей жизнью за жизнь Мари.
Я лежала в темноте и смотрела перед собой. Блики от лунного света отражались на потолке, волны гоняли лучи где-то внизу и потолок невероятным образом светился множеством огоньков. Теперь я даже с Бабой-Ягой поговорить не смогу, Ася изгнала её из моей головы. И бежать некуда, может Амир и поверил моим словам, но вряд ли отпустит от себя. Хорошо, что сам не появляется, играть перед ним сложнее, чем обманывать Фису: даже если она и понимает меня, но спорить не может из-за собственного чувства вины.