Обе девицы сразу перестали обращать на меня внимание, развернулись и удалились за белую дверь в глубине офиса.
«Блин, ядрена макарона!» на хорошем русском языке удивленно прошептала я им вслед. И что же мне теперь? Брести с чемоданом по улицам и стучаться во все двери подряд, пустите Христа ради? Я могу, но город жалко, я вам так постучусь, что двери на хрен повыбиваю, но в парке на скамейке или в лесу с вашими зелеными кобольдами ночевать не буду, не те у меня привычки. Кто такие, кстати, эти кобольды? Местные бомжи, зеленые активисты или хипари с травкой? Да не хочу я, зашиби их йог из Гамбурга полнолунием по рожам! От злости я схватила со стойки сувенир «ведьмочка» и кинула его в сумку. За моральный ущерб.
Тут две мои заразы опять появились из-за белой двери. О! Дывитеся, люди добрые, яки ж гарны дывчины! Обе в джинсиках, курточках, свеже умытые, без всяких следов звезданутости и кровавых потеков на юных щеках.
«Вы еще здесь?» удивились они в один голос. «Но рабочий день»
Я швырнула чемодан к входной двери и уселась на него, перекрыв все пути к бегству.
«Где я буду ночевать?»
«Вызвать полицию?» шепнула одна другой.
«Лучше позвони фрау Вильдфрухт,» печально ответила та. Видимо, инстинкт самосохранения тихо сказал ей свое веское слово. Последовало короткое щебетанье по служебному телефону, к которому я не прислушивалась, потому что в это время смотрела в потолок, вспоминая различные рецепты борщей, отрешенно курила и с подчеркнутой аккуратностью стряхивала пепел в кадку с пальмой, украшавшей вход.
«Вот, пожалуйста, фрау Вильдфрухт будет вам очень рада!»
Я содрогнулась, представив себе, сколько раз мне придется произнести это зубодробительное имя.
«Она зеленый кобольд или гробовщик? Остальные, как я понимаю, вымерли?»
«Как вы могли подумать! Фрау Вильдфрухт очень милая! Она дипломированная ведьма!»
Со звездами и кровавыми слезами, простонала я про себя. Но за стеклами офиса стремительно темнело, как это обычно бывает в горах. Бывшая кровавая протянула мне листок с адресом.
«Хексенвег начинается прямо за виллой, дом минус один совсем недалеко. Лес, свежий воздух!»
Бывшая звезданутая сбегала в подсобку и принесла пепельницу с портретом Че Гевары на дне. Я соизволила принять дар, небрежно кинула пепельницу в сумку и затушила сигарету в кадке.
У крыльца освобожденные ведьмы лихо прыгнули на мопед.
«Пепельницу занесите, пожалуйста, завтра, окей?»
Они затарахтели вниз по улице, и последнее, что я услышала, было:
«Дизе Руссен!..»
Хексенвег Минус Один
Хексенвег оказался едва различимой в темноте дорожкой. Там, где она круто уходила в гору, были выложены высокие ступеньки из крупных камней. Я очень злилась и материлась, пока громыхала своим чемоданом по этим лестницам, особенно когда надо было рывком вытаскивать его элегантные миланские колесики из щелей между камнями. Конечно, можно было отправиться в путь с легкой сумочкой, но я не знала, когда вернусь и вернусь ли. Там были все мои любимые вещи, весь этот блеск, добытый муторным трудом: платья, которые Старый Козел заказывал для меня у Армани и Лагерфельда, розовые туфельки с серебряным каблучком и сапожки из тонкой кожи, сшитые по ножке у самого Альберто Фермани в Италии. Я сидела на табуретке в его деревенской мастерской, попивая светлый кьянти, а маэстро сам снимал мерку и слышно было, как шумит море. Здесь мне эти туфельки точно не пригодятся. Преодолевая желание спустить чемодан с лестницы, я вспоминала, что в нем еще есть тончайшее белье из настоящего китайского шелка, цвета шампанского и цвета лаванды, и, на всякий случай, черное с блеском, и всякие другие нежные вещи, и любимая пижамка с вышитой на кармане кошкой, в которую я сейчас залезу и усну на пуховой перине дипломированной ведьмы. Лестница в небо казалась нескончаемой, пока не уперлась в густые колючие заросли, через которые не было прохода. Пути не было ни вправо, ни влево. Я помянула добрым словом мелочных и мстительных идиоток из турбюро. За дешевые сувенирчики, никому не нужную игрушечную ведьмяку и стекляшку с портретом Че Гевары на дне, они послали меня к своим криминальным дружкам зеленым кобольдам. Я постояла и покурила. В лесу было темно и совершенно тихо, и идти мне было некуда. С размаху бросив горящую сигарету в кусты, я немножко подождала лесного пожара. Но он не наступил. Реальность не захотела сгореть. Зеленые кобольды тоже не появлялись, видно, пока терзали кого-то другого. Тогда я повернулась спиной к кустам, взялась обеими руками за ручку чемодана и с воплем: