А не кинешь нас, Карп? спросил Пончик.
Ты думаешь, Пончик, я не знаю, с кем имею дело?
Правильно, что знаешь, потому что я реально зарою тебя, если что, сказал Пончик мягким, почти женским голосом.
А почему ты деньги один будешь прятать? спросил Крюгер.
Потому что, если знают двое знает свинья. Огрызнулся Карпов. К тому же вы еще, чего доброго, перестреляете друг друга из-за денег. А кидать вас у меня нет резона там денег всем хватит. И что вы меня достанете, если что, я не сомневаюсь.
Правильно, не сомневайся, так, сколько каждому достанется? спросил Крюгер.
Точно пока сказать не могу, но до старости хватит на красивую жизнь, и половина, скорее всего, в валюте.
Интересно, кто проектировал этот банк? Надо ему памятник поставить от нас всех, более подходящего расположения для ограбления я еще не встречал, сказал Пончик. Здесь и подкоп можно рыть с любой стороны (лучше от церкви), и до выезда из города минута, а там ищи ветра в поле.
Да, поддакнул Крюгер, глядя на карту города и схему.
Когда дело выгорит, поставишь, если тебе так хочется. Надо сначала дело сделать, ответил Карпов.
А то как бы нам не поставили, хихикнул Дантист.
Правильно мыслишь, сказал Инвалид. Главное, чтобы они так же, как тогда, приехали, и денег было б достаточно.
А теперь о главном. Заряд для взрыва я заложу сам, он будет взорван дистанционно в нужном месте, с этого момента начнется операция «Облегчение», сказал Карпов, облегчим родной банк.
Дантист, который вечно над чем-нибудь хихикал, засмеялся во все горло:
Это ты так назвал? Облегчим карманы государства?
Неважно, как называется, важно, чтобы получилось.
Эт, да, поддакнул Крюгер.
Узнаю я о том, что деньги везут, не ранее чем за час, поэтому у нас все должно быть наготове за 15 минут.
Давайте проверим поминутно наши действия с момента начала.
Карп, а у тебя надежный источник насчет бабла? спросил Крюгер.
Надежнее не бывает.
Татьяна
Они встретились случайно. Но теперь ей казалось, что сама судьба бросила их в объятья друг другу. Был конец января. Холод, снег, погода скверная, а для нее все запахло весной: впервые перестала замечать погоду, притом, что ей недавно исполнилось 38 лет. Это было совершенно неожиданно, но ей не хотелось сопротивляться вдруг воскресшим эмоциям первой любви. Ее организм сам бросился в этот омут и не хотел прислушиваться к рациональной части мозга, которой она пользовалась большую часть своей жизни. Прагматизм тушил все страсти и безумства, приходившие ей в голову. Теперь она поняла, что у нее ничего нет, жизнь уже почти прожита. И ей остались в лучшем случае внуки, а в худшем перспектива провести остаток дней, откармливая «кота» мужа, удобно расположившегося на диване.
Работа кассирши за 13 лет ей уже давно осточертела. «Хуже работа только у медиков», так она говорила, но работа позволяла ей иметь дополнительный доход на поддержку себя если не в сексуально-привлекательном, то хотя бы в более-менее приличном виде. «Неужели я проведу остаток жизни так же бездарно?», думала она, и слезы наполняли ее глаза от невыносимо горькой жалости к себе. Поэтому встречу с Карпавым она восприняла как щедрый подарок судьбы на старость лет. Татьяна даже свечку поставила, хотя назвать ее верующей можно было с большой натяжкой.
Она увидела его в тренажерном зале фитнес-клуба, который посещала достаточно редко до появления «сушеного Геракла», как она его называла про себя. Когда-то в школьном учебнике или еще где-то она увидела статую древнегреческого бога-человека Геракла и влюбилась в нее так, как может влюбиться только пятнадцатилетняя девочка.
Муж ее был полной противоположностью и Гераклу, и Карпову: с уже давно отпущенным животиком, он редко думал о таких пустяках, как вес и вид, его в себе всегда все устраивало. Он только однажды изменил жене, но все обошлось, вовремя образумился, больше его не тянуло на подвиги. Сыну было уже 18 лет, в армию не взяли по зрению, отец пристроил его на своем заводе и заставил заочно учиться в вузе.
«Сушеный Геракл» был молодым и с потрясающе красивой фигурой. Его тело действительно выглядело так, как если бы со статуи Геракла убрали подкожный жирок. Волосы вились большими кудрями, которых он в детстве стеснялся, и спорт не позволял отпускать лишнюю длину, зато теперь многие женщины отдали бы полжизни за такую прическу.