Андрей смог различить вполне.
Как человек с огромным носом
Опершись на забор стоял.
Задув свечу и свет включивши
Он представление прервал.
И легкий холодок на коже
Андрей реально ощущал,
Мысли звенели, как сирена,
Он за мгновение устал.
Ворон присел, забился в угол,
Глаза блестящие закрыл,
Андрей же, завершив молитву,
Лежал и света не гасил.
***
Рано проснулся он одетый,
Свет лампы растворил свет дня,
Ворон сидел на дне коробки
Глазами умными глядя.
Водой холодною умылся,
Что в умывальнике была,
Став на колени, помолился
Во имя мира и добра.
Покушать плотно не хотелось,
Пил молоко и хлеб вкушал,
На мир смотрел через окошко,
С улыбкой новый день встречал.
Вышел во двор еще пустынный
И стал Ефима поджидать.
Там во дворе дышалось легче,
Лишь это точно мог понять.
***
Обычный день, один из многих,
Он был везде, где нужен был,
Но чувство странное тревоги
Весь этот день в себе носил.
Вот день прошел в трудах привычных,
Нехотя к дому он пошел
И к удивленью с облегчением
Гостя он в доме не нашел.
Лежала в ящике повязка,
Не тронут, был и хлеб с водой,
Искал его везде по дому
И тихо спорил сам с собой.
Один внутри был рад пропаже,
Другой, стыда познал печаль
За дрожь душевную пред птицей,
Ведь никому не жаль.
Стыд был за то, что колебался,
Птице страдающей помочь
И, что понадобилась воля,
Чтоб страх душевный превозмочь.
Нигде ее не обнаружив
Он сел задумчив у окна,
Увидел форточку открытой.
«Она закрыта ведь была!»
«Может средь дня зашел кто в келью
И птицу чем-то напугал?»
Сидел себе под ноги глядя
И о пропаже размышлял.
И вдруг, перо нащупал взглядом,
Что на пол ворон обронил,
Будто бы часть себя оставил,
Чтобы Андрей ее хранил.
Иссини черный цвет особый
Взгляд завораживал собой.
Андрей взял в руки знак от птицы,
Птицы какой-то непростой.
Зеркально-черным отливая,
Перо в ладони залегло,
Он понял: «С птицей все в порядке»
И от души вдруг отлегло.
***
В обыденности дни поплыли,
Весну открыл всем календарь,
Но все ему не доверяли,
Портки храня, как деды в старь.
И дни Андрея шли обычно,
Церковный быт, молитвы, труд.
Теперь он жизнью был обласкан,
Всего лишь сыт, одет, обут.
Все время, что он был при храме
Одно лицо средь всех искал,
Но яркий образ милой дамы
Не появлялся, как пропал.
Спросил он как то у Ефима,
Про эту даму пристыдясь.
Отец его не сразу понял
И выслушал не торопясь.
Андрей про случай с ней поведал,
Когда на паперти стоял.
Та дама сына потеряла.
Тихо Ефим ему сказал.
На миг Андрею показалось,
Нежнее голос его стал,
Вздохнул он, как то с грустью глядя,
Было похоже, что устал.
Машина сбила ее парня,
Единственным ребенком был,
Так рано умиротворился
И горем мать свою убил.
Сюда ходила чуть живая
Молитвой душу облегчить
Знак Божий, что ты о ней вспомнил,
Ее нам надо навестить.
Решили это сделать завтра
И распрощались до утра.
Свет дня унесся вслед за солнцем,
Настала сумрака пора.
***
Пришел к себе, сел у окошка
И вдруг, про птицу вспомнил он,
Перо взял в руки машинально,
Которым был вознагражден.
Словно на память в благодарность
Перо то ворон обронил,
Пред тем, как его дом покинуть,
Оживши и набравшись сил.
Перо лежало у окошка
С тех пор, как он его поднял
И всю прошедшую неделю
Про птицу он не вспоминал.
А тут, держа его в ладони
Душой вновь трепет ощутил,
Боялся сам себе признаться,
Что ворон необычен был.
И застыдившись дум нечистых,
Он с силой отшвырнул перо,
А то, крутнувшись, полетело
И прилетело на окно.
Глазам своим Андрей не верил.
«Так только ветер сделать мог».
Но в комнате было затишье,
Свечи не дрогнул огонек.
И неосознанным движеньем
Он оказался у окна,
Смотрел в упор на очевидность
К стеклу прилипшего пера.
Но вдруг, оно само отпало,