Когда я впервые увидела эту женщину, она произвела на меня жуткое впечатление. Её красивое бескровное лицо не имело ничего общего с живой плотью и казалось остывающим. Голубые глаза смотрели с безнадёжной грустью: в них был тупик, дно, край бездны. Такие глаза могли принадлежать виллисе32, покинувшей свою домовину в полночь и поджидающей запоздалого путника возле кладбищенской ограды. По моему телу побежал холодок. Я панически боялась пересечься с ней взглядом, чувствуя какую-то необъяснимую опасность.
Маргарет заметила мой страх. Он развеселил её.
Нашему Ваалу понадобилась свежая кровь? проговорила она, улыбаясь.
Замолчи, нахмурился дон Амаро.
Что ты намерен с ней делать? Будет подавать тебе по утрам какао или служить ночью в качестве грелки?
Не твоё дело! Лучше налей себе выпить.
Женщина несколько раз неторопливо обошла меня по кругу, рассматривая, как музейную статуэтку.
Недурной выбор, Амаро. Лет через пять она будет красавицей.
Я решил оформить над ней опекунство.
Благородно.
Твоя ирония неуместна. Я, действительно, хочу принять участие в её судьбе.
Бедняжке крупно повезло
Этот разговор состоялся как раз накануне подписания доном Амаро одного юридического документа, после чего я стала его официальной воспитанницей. А вечером того же дня опекун велел явиться мне в его спальню. Я пришла. Он, зажав в зубах сигару, стоял посреди комнаты в атласном персидском халате пурпурного цвета. «Подойди ближе, Джованна, негромко произнёс он; по голосу я почувствовала, что он пьян, не бойся». Я сделала несколько нерешительных шагов. «Ещё ближе сказал опекун, распахивая халат. Ты ведь послушная девочка, да, Джованна?..» Мне было приказано встать на колени
Спустя сутки ко мне в комнату заглянула сеньора. Она отыскала меня в шкафу среди вороха платьев. «Тебе надо поесть, сказала она, ставя на кровать поднос с едой. Выходи, не упрямься». Её голос звучал на удивление мягко.
Забившись в угол и зарывшись в тряпки, я следила оттуда за движением её рук. Она неторопливо намазывала маслом гренки, мешала ложкой сахар в чашке.
«Пообещай мне одну вещь, Джованна, пальцы Маргарет, державшие нож, на секунду застыли. Пообещай, что никогда не забудешь об этом но уже в следующее мгновение острое лезвие ловко вонзилось в ананас и молниеносным движением отсекло верхушку. Тебе нужно быть очень умной и послушной девочкой. И ждать своего часа. А когда он придёт, ты отомстишь. И за себя, и за меня».
От фразы «послушная девочка» меня начало трясти.
После этого случая мы не виделись с доном Амаро несколько недель. Я даже начала думать, что он куда-то уехал. Но, услышав в коридоре его голос, я догадалась, что он попросту избегает меня.
То, что обо мне не забыли, я поняла, когда мою комнату с методичным постоянством стали заваливать подарками: игрушками, сладостями и новыми нарядами. Сначала я отказывалась на них даже смотреть. Потом любопытство пересилило, и я развязала ленту на одной из коробок.
Помимо этого мои покои обставили с такой роскошью, словно они предназначалась для маленькой принцессы: на фазенде дона Амаро они занимали целое крыло. Ко мне в услужение приставили горничную-француженку, которая являлась по первому зову днём и ночью. Были наняты лучшие учителя. В конюшне дона Амаро у меня был собственный вольер, где содержался мой личный пони.
Так началась моя странная жизнь в этом странном доме.
Поместье сеньора Меццоджорно было одним из самых крупнейших в стране около двух тысяч акров земли, на которой произрастала лучшая бразильская гевея. Однажды мне пришлось объехать его целиком вместе с доном Амаро такой обширной территории, принадлежащей одному хозяину, мне впоследствии никогда больше видеть не доводилось.
Завтра, Джованна, нужно будет проснуться пораньше: ты поедешь со мной на плантацию. Хочу показать тебе мои плачущие деревья, как-то раз во время ужина скомандовал он.
Моему удивлению не было границ:
А они, что, правда, плачут?..
Губы Маргарет скривила усмешка:
Все, кто общается с ним, плачет.
Ты можешь остаться дома, холодно ответил ей дон Амаро.
С превеликим удовольствием.
А ты, Джованна, надень дорожный костюм. Мы поедем верхом.
Утром, ни свет ни заря, едва я успела торопливо одеться и наскоро проглотить завтрак, опекун, схватив меня в охапку и посадив впереди себя на лошадь, повёз показывать свои земли. Когда мы отъехали от фазенды, дон Амаро спросил, знаю ли я, почему его называют каучуковым королём. Я пожала плечами. Он указал рукояткой хлыста куда-то вдаль, где опалово-зелёная лента бархатной струйкой воспаряла в небесную высь: «Видишь эти леса? Все они принадлежат мне».