Мои руки дрогнули, и я ухватилась ими за свои лодыжки, принявшись глотать воздух, что смешивался в моем желудке с натянувшейся нитью пустотой и желудочным соком вперемешку с остатками макарон, которые
Которые я сгрызла сухими. Смешно. Хах Электричества ведь нет. Ничего нет. Нет ни горячих бутербродов, ни яичницы, ни жареных баклажанов, ни
Я пустилась в мысленные пищевые рассуждения, слыша слабую пульсацию своего сердца и ощущая ток крови в собственной голове. Голод давил на мое горло едкой сухостью и постоянным выделением слюны.
В порыве бессильной ярости схватившись за край тетради, я пролистнула несколько страниц в обратном направлении, наткнувшись на выкрашенный черным уголок. Это была особая запись, яркое впечатление.
«Заразилась определенно, это так. Воздушно-капельный путь передачи, понижение температуры, кашель Кашель. Сердце стучит, но пусть и не ждет больницы. Если я туда сунусь, то домой не вернусь. Какая разница, чем и где болеть, если на дворе настоящий апокалипсис? И нас всех пытаются напугать им, но при этом не говорят ни слова Ни единого слова.
Телевизор мне врет, да А кто скажет мне правду сейчас? О том, что это все не простуда, например? Что я могу сказать людям сама? Что я скажу соседям Впрочем, у них дела не лучше моих, только я их почему-то больше не слышу. Хотя
Я знаю, почему я их не слышу. Только мне это не нравится. То, что с ними случилось, вещь очевидная. Все вокруг меня сейчас вымирает. И они не исключение, и я не удивлена. Они не были лучшими людьми. Хотя и худшими их назвать тяжело.
Но они не шумят сейчас. Они беззвучны. Смотря в глазок, я вижу их снующими по лестничной клетке. Редкостная деловитость. На меня им все равно. Да и друг на друга тоже. Любовь после смерти? Вздор. Они были хорошей парочкой, но уже позавтракали своей собакой, да и друг другом тоже.
Я стану такой же? Время подумать и принять это как факт есть. Покидать свой дом смысла я не вижу».
Все мои слова тогда были бредом сумасшедшей. Но каким бредом
Нет смысла покидать дом? Он есть, есть! Если я не покину это чертово гнездо я умру в нем! Умру совсем умру! Какая же я была Какая же!
Но что представляли из себя сейчас мои слова? Что сейчас говорили мне же мои мысли, перебивая друг друга?
Все то же самое, что и до этого, но с налетом серьезности. Я же так много поняла, стоя на весах каждый день. Каждый день. Как это соскользнуть с пятидесяти килограммов на границу тридцати за неделю? Я знаю, как это
Это рвота с кровью, это трясущиеся конечности, это шепотки и замершие за дверью люди, что пытаются понять, что находится здесь, в квартире, и что шумит так странно и громко? Вся моя жизнь сейчас весы и таблетки снотворного с обезболивающим вприкуску.
Мне горько, солоновато и при этом сладко.
Вода из-под крана уже не ручеек, а слабая струя, которую хочется перебирать пальцами, словно гитарную струну. Чистить зубы под ней невыносимо, но я это делаю, когда вспоминаю о гигиене и выбираюсь из кресла, и достигаю ванной, на цыпочках вышагивая по скользкому линолеуму.
Серый кран поражает своим могильным холодом. Вода из него течет ледяная и немного грязная.
У меня есть паста, есть зубная щетка, это все, что мне нужно для счастья сегодня, но с моих десен течет розоватая кровь, наполняя солью мой рот, и это совсем не весело, и от этого хочется плакать. Но я терплю, ведь как иначе?
Вертикальная трещина раскалывает зеркало в ванной надвое, и я вижу в месте раскола свое двойное отражение, когда пытаюсь забыть о пульсирующей боли во рту.
Нечто скрюченное, тощее, хрупкое, прозрачное смотрит само на себя, давясь зубной пастой, которой наполняет собственный рот, будто в попытке отравиться. У этого «нечто» белая, почти невидимая кожа и трясущиеся руки. Оно похоже на не важно, на что похоже.
Но от вида этого «чего-то» точно начинает тошнить.
Неплохо выглядишь проводя рукой по своим блеклым волосам, я молюсь, чтобы они не начали лезть клочьями.
Не лезут. До сих пор не лезут Удивительно Просто удивительно
И светлые, почти прозрачные пряди едва чувствуются кожей.
Слюна вперемешку с кровью и пастой летит в раковину, смывается водой. На моих бледных щеках ни следа румянца, только меловая белизна. Скулы торчат, мешки под глазами темнеют провалами. Печальное зрелище, вот только жалеть себя у меня нет никакого желания.