Тебя ждет завтрак, или ужин, в Неаполе уже вечер.
Снова практически потеряв способность говорить, я прошептала:
Где?!
Ты в моём доме, недалеко от Неаполя.
Медленно, на негнущихся ногах, подошла к окну. За окном было море, закат и огни большого города вдалеке.
В сознание меня привели сильным шлепком по щеке. На этот раз всё вспомнилось достаточно быстро, возможно потому, что щека горела и помогала соображать. Как будто ничего не произошло, он спросил:
Есть будешь?
Умирать, так хоть попробовав итальянской кухни. Помолчав немного, уже чистым голосом я ответила:
Теперь обязательно завтракать, обедать и ужинать.
Меня охватило странное спокойствие. Возможно, а почему возможно, совершенно чётко: я самая настоящая, абсолютно полная, без всяких изъянов дура и без всякой надежды поумнеть хоть на смертном одре. Почему одре? Просто в виде завтрака, обеда или ужина.
Он церемонно взял меня за локоть и повёл к задрапированному тяжёлыми шторами выходу на балкон. Огромное тёмное, с невероятным количеством ярких звёзд, небо, небольшой балкон и столик на двоих, уставленный всякими непонятными яствами и цветными свечами. Чем не романтическое свидание? С одной маленькой поправкой в любой момент едой могу стать я.
Всё было вкусно, я даже не удивилась своему аппетиту и просто пробовала блюда, не обращая внимания на внимательный взгляд своего соседа, молча покуривающего сигарету. Наевшись, я попросила:
Теперь, пожалуйста, угости меня сигаретой.
Так же молча он достал из нагрудного кармана пачку моих сигарет. Слегка помятую, недокуренную там, в санатории. Я уставилась на пачку, и даже не смогла поднять руки, чтобы взять сигарету. Он подождал, рассматривая меня, потом достал и раскурил сигарету, подал мне. В разных книжках по психологии описывают много способов восстановить самообладание, я их не вспомнила. Моя рука даже не просто дрожала, она тряслась и никак не хотела успокаиваться, сигарета не удержалась в пальцах и упала на стол. Так же молча он раскурил вторую сигарету и опять подал мне. Я смогла поднять на него глаза и мгновенно успокоилась, положила упавшую в пепельницу и взяла новую сигарету. С удовольствием затянулась.
Мы молча курили. Я смотрела на закат, он смотрел на меня. В моём пустом мозгу неожиданно промелькнула совершенно сумасшедшая мысль а как я выгляжу? Сама себе ответила как старая, толстая, в широком халате тётка. И опять, совершенно нелогично, это меня привело в какое-то состояние неги и физического спокойствия. Голова пуста, желудок полон и доволен жизнь удалась хотя бы на ближайшие пять минут. Я ошибалась. Времени на физическое и душевное спокойствие мне не дали.
Хочешь знать, как ты попала в Неаполь?
Вопрос прозвучал неожиданно, и я вздрогнула. Как всегда, ответила раньше, чем подумала:
Хочу.
Вот нет во мне никакого чувства самосохранения! Сиди и наслаждайся сытостью и закатом! Хотя бы до завтра, какая разница, как ты сюда попала. Всё равно понятно, чем закончится. Но почему, неясно зачем тащить такой старый шницель так далеко, через столько границ в бессознательном состоянии? Он махнул рукой и из-за портьеры неожиданно возник ещё один участник событий в санатории, видимо, уже давно стоявший там. Это был Олег, тот самый Олег, который, кивнув в сторону молоденьких девчонок, кучкой сбившихся за моей спиной, сказал совершенно бесцветным голосом: «При необходимости мы успеем убить всех до прихода военных или ракетного удара».
Надо отдать мне должное, я справилась с собой лучше и быстрее. Олег спокойно поздоровался:
Добрый вечер
Он стал убирать со стола посуду на большой поднос как заправский официант, полотенцем вытер стол, и неизвестно откуда поставил передо мной ноутбук. На экране я сразу увидела себя. Там, на переговорах о заложниках. Непроизвольно вдавилась в кресло: степень самообладания оказалась не так высока, как надеялась, воспоминания рухнули на меня и задавили как лягушку на асфальте.
Наверное, это была оперативная съёмка военных, потому что камера вздрагивала и фиксировала неожиданные ракурсы участников переговоров. Я была телезвезда, центральная фигура. Совершенно спокойным голосом, внимательно рассматривая с обязательной дежурной полуулыбкой участников переговоров, я говорила о количестве заложников девочек из группы гимнасток нейтральными фразами описала напавших, ни разу не упомянув при этом ничего конкретного ни о внешности, ни о составе. И высказала свою уверенность в том, что девочек убьют, если я не вернусь. Рассматривая запись со стороны, я сразу поняла, почему военный чин обвинял меня в защите нападавших и требовал арестовать немедленно, а ещё лучше расстрелять на месте. Только трезвый ум женщины из ФСБ не позволил взорвать санаторий вместе с нападавшими и заложниками, она единственная услышала мою фразу о необычных способностях нападавших и то, что они всё равно успеют уйти раньше взрыва, а девочки погибнут. Она меня дважды переспросила о требованиях, не сразу сообразив, что их нет, есть только заявление о своём существовании. И она смогла убедить всех участников переговоров отпустить меня назад, в здание санатория, и встретиться с нападавшими. Оказывается, я шла назад очень быстро, почти бегом, хотя тогда мне казалось, что иду медленно, еле двигаюсь.