Вода в проруби чернела, как смола. С берега тянулась одинокая тропка видно, ходила по воду мельничиха Лышка.
Гринь стоял и смотрел в стылую полынью.
Он был еще мальчонкой, когда зимой утопилась соседская Килина. Говорят, водилась с заезжим красавцем кулачным бойцом, вот и прижила ребеночка, да не стерпела позора и прыг в прорубь
Этого бойца Гринь потом видел на чьей-то свадьбе. Танцевал он, как бес, мел улицу красными штанами, и бабы шептались, а мужики хоть и поглядывали хмуро но ничего, не гнали.
А Килина лежала на возу, вся покрытая льдом. Ее выловили где-то внизу по реке, прикрыли рогожей и так везли а мороз был трескучий, и когда Гринь, верткий и любопытный, пробрался сквозь толпу на площади перед церковью, а Килинин отец приподнял рогожу Гринь успел увидеть и запомнил навсегда. Девушка как живая, с очень длинными обледенелыми волосами, и вся во льду, вся во льду, и лед в открытых глазах.
Черная вода в проруби подернулась рябью. Гринь плакал.
Вошел как хозяин. Скинул сапоги, уселся на лавке, уперся руками в колени.
Мать стояла у сундука. Крышка была откинута, на крышке отдельно лежали праздничные плахта, и рубашка, и пояс, и цветной платок; отдельно развешаны были детские сорочечки тонкого полотна, еще Гриневы.
На кладбище был, сказал Гринь тихо.
Мать посмотрела почти испуганно. Ничего не сказала.
На кладбище был. У отца на могиле.
Мать тяжело наклонилась. Вытащила из сундука сверток, встряхнула: полотно для пеленок. Желтоватое, тонкое, много раз стиранное.
Гринь стиснул зубы.
Налететь. Ударить. Схватить за волосы, волоком протащить через всю комнату, выбросить в сугроб
Мать перевела дыхание; живот ее явственно выпирал, и Гринь вдруг с ужасом понял, что он заметно вырос всего за два дня!
Когда братишку мне подарите? спросил Гринь чужим каким-то, заскорузлым голосом.
Мать отвернулась.
На будущей неделе жди.
На будущей неделе?!
Мать бережно разбирала старые вещи. Развешивала на крышке сундука.
Ох, вражье отродье, тихо-тихо застонал Гринь. Быстро же вы его выносили Ровно крысенка!
Мать на секунду приостановилась и снова взялась за дело, и руки ее двигались ловко, быстро, такие знакомые руки
Вражье отродье! крикнул Гринь, поднимаясь. В прорубь за ноги выкину! Коли хотите, чтобы жил ваш ублюдок, ступайте из батьковой хаты, чтобы духу здесь
Занавеска над печью откинулась. Выглянули раскосые, с желтым блеском глаза; против ожидания, Гринь не испугался. Наоборот при виде исчезника, греющего бока на отцовской печи, подступающие слезы разом высохли:
Вот как, значит. Значит, так
Он шагнул к двери, пинком распахнул, впуская в хату кисловатый запах сеней:
Вон. Из батькового дома Пошли вон!
Мать застыла у своего сундука. Скомкала Гриневу детскую рубашечку, уткнулась в нее лицом.
Исчезник свесил ноги с печи. Он был бос, на правой ноге четыре пальца, на левой шесть.
Спрыгнул на пол. Сейчас, при свете, он не казался таким страшным длинные глаза близоруко щурились, черные собачьи губы были странно поджаты: не то свистнуть собирался исчезник, не то плюнуть.
Не боюсь! сказал Гринь, чувствуя, как дерет по шкуре противный мороз. В скалу свою забирай ее В скалу, где сидишь! Там пусть нянчит пащенка своего!
Рука исчезника протянулась, казалось, через всю комнату. Четыре длинных пальца ухватили пасынка за горло, и свет для Гриня померк.
Темнота.
Рио, странствующий герой
Ливень едва прекратился а тучи сгущались опять, и ясно было, что нового дождя не миновать.
По улицам бродили подметальщики с метлами из мочала. Аккуратно очищали мозаику от принесенного водой песка, от жидкой грязи. Толку в их труде было немного когда дождь польет снова, очищенные мозаики вновь затянутся грязью; тем не менее подметальщики с упорством, заслуживающим лучшего применения, бродили и бродили, мели и мели
Несколько часов я потратил на блуждание по городу. Относительное безлюдье позволяло разглядеть мозаику без помех; я шел, смотрел попеременно под ноги и по сторонам, добрался до предместий, миновал несколько кварталов, повернул опять к центру Мозаика интересовала меня все меньше и меньше.
Если на улице вам попадется дом, когда-то богатый, а теперь обедневший, если вы встретите заброшенную кузню или пострадавшую от пожара лавку ничего особенного не придет вам в голову, в большом городе нередки и взлеты, и несчастья. Но вот если разорившиеся дома, заброшенные мастерские и унылые лица попадаются на каждом шагу тут невольно впадешь в меланхолию.