Вечером в казарме. Невысокий парнишка с гитарой, привезённой командиром, сидел на тумбочке в проходе меж кроватями и пел:
Лишь тот узнает, что такое воля,
Кто выл по-волчьи в четырёх стенах,
Кто, задыхаясь от душевной боли,
Узнал и понял, что такое страх,
Кто километры взад-вперёд отмерил,
Кто есть не мог, не мог ночами спать.
Лишь тот поймёт, запомнит и оценит,
Что значит в этой жизни слово мать.
(из песни Михаила Круга «Свобода»).
Эту песню они исполняли каждый вечер, с тех пор как командир дал им гитару.
В комнату вошёл командир.
Опять? Вы что-нибудь другое знаете? Сказал он, присев на койку.
Так точно, товарищ командир, ответил Коля, спрыгнув с кровати. Вам в каком стиле? Рэп, рок?
Лучше рок.
Рок так рок, развёл руками Коля.
Он подмигнул парнишке с гитарой и начал:
Солдат шёл по улице домой,
И увидел этих ребят.
Кто ваша мама
(из песни Виктора Цоя «Мама анархия»).
Всё, стоп. Я знаю остановил командир.
Тогда, может, рэпчик? Усмехнувшись, спросил исполнитель.
Пятнадцатый, ты дошутишься, пригрозил командир Коле.
Форму ребята получали вместе, поэтому порядковые номера они получили поочерёдно: Штырь 14; Коля 15; Кабан 16; Децел 17.
Командир посмотрел на часы:
Отбой. Завтра важный день, сказал он, поднявшись с кровати.
Так чё за день, начальник? Спросил Штырь, завалившись на койку.
Меньше знаешь крепче спишь, ответил командир, как обычно отвечал на большинство вопросов.
Он вышел, и тут же погас свет.
Все тренировки отменили. Подростки ходили по территории, качались на тренажёрах.
В семь утра на базу прибыли несколько фургонов. Солдаты разгружали их, они переносили какие-то ящики в штаб. Командир говорил с двумя мужчинами, оба они были в белых костюмах с чёрным галстуком. Один из них невысокий мужчина лет сорока пяти, лысый и в очках. Это был ученый, биолог, Константин Юрьевич Свинцов. Работник химико-биологического исследовательского центра в Сколково.
Второй худой парень лет двадцати пяти, Максим Сергеевич Панин, сотрудник физико-математического исследовательского центра в Сколково. Занимается разработкой новейших нанотехнологий.
Ну, Анатолий Николаевич, обратился биолог к командиру, как успехи?
Шпана, коротко ответил командир.
Ну, сегодня от этого не останется и следа, сказал Панин, посмотрев на Штыря, который забрал у Децела кепку и стал убегать.
Где медпункт? Спросил биолог, достав из кабины фургона железный кейс чёрного цвета.
Пройдёмте, сказал командир и повёл их в медпункт.
Спустя полтора часа первая рота стояла в коридоре на первом этаже штаба.
Стены коридора были покрыты грубой штукатуркой. Бетонный пол был покрашен матовой тёмно-красной краской. По потолку тянулись кабели. На стыке стен и потолка горели лампы дневного света. Окон в коридорах не было, на правой стене только двери, а левая была сплошной.
Подростки по шестеро спускались в подвал, когда их вызывал командир, через несколько минут свет начинал сильно моргать. Обратно они не выходили, по крайней мере, в эту дверь.
С тринадцатого по восемнадцатый, вызвал командир.
Ребята спускались с мостика на мостик по железным ступеням. Помещение было довольно большим. На бетонных стенах грязного цвета тускло светили лампы в пожелтевших плафонах. Всюду кабели провода и трубы.
Внизу располагались компьютеры и центральный блок, у которых возились Панин со Свинцовым.
А где пацаны? Спросил тринадцатый, белобрысый мальчишка 13 лет.
Вышли.
Мы не видели их, сказал Штырь.
Они вышли в ту дверь, сказал командир, показывая на дверь запасного выхода.
Ребята немного нервничали откуда им знать, что их товарищи вышли отсюда целыми, и вышли ли они вообще. Переживали они, конечно, не за товарищей, чёрт бы с ними, переживали они за себя.
Сюда, сказал командир подросткам, показывая на шесть кресел, похожих на те, что у стоматологов.
Ребята сели, Свинцов надел на них шапочки, подключённые к главному системному блоку. Он снова подошёл к Панину, который начал быстро стучать по клавиатуре. Ребята молча переглянулись между собой. Они уже поняли, что над ними обираются проводить эксперимент, но уже было поздно что либо делать. На креслах имелись ремни для фиксации, но сейчас они не были задействованы, видимо, из надежды на спокойствие и разумность испытуемых.