Поль Эмиль рисунок
Я же продолжу свой путь чтобы ты, умудренный любовник,
Нашу науку познав, с верной добычей ушел.
Нам не всегда борозда возвращает посевы сторицей,
И не всегда кораблям веет попутный Зефир:
Радостей мало дано, а горестей много влюбленным
Будь же готов претерпеть все, что тебе предстоит!
Крыши не знал человек, ел под дубами и спал,
Даже тогда сопрягались тела не под солнечным небом:
В рощах и гротах искал тайны пещерный народ.
Только теперь мы в трубы трубим про ночные победы,
Дорого платим за то, чтоб заслужить похвальбу.
Всякий и всюду готов обсудить любую красотку,
Чтобы сказать под конец: «Я ведь и с ней ночевал!»
Чтоб на любую ты мог нескромным показывать пальцем,
Слух пустить о любой, срамом любую покрыть,
Всякий выдумать рад такое, что впору отречься:
Если поверить ему всех перепробовал он!
Если рукой не достать достанут нечистою речью,
Если не тронули тел рады пятнать имена.
Вот и попробуй теперь ненавистный влюбленным ревнивец,
Деву держать взаперти, на сто затворов замкнув!
Это тебя не спасет: растлевается самое имя,
И неудача сама рада удачей прослыть.
Нет, и в счастливой любви да будет язык ваш безмолвен,
Да почивает на вас тайны священный покров.
Больше всего берегись некрасивость заметить в подруге!
Если, заметив, смолчишь, это тебе в похвалу.
Так Андромеду свою никогда ведь не звал темнокожей
Тот, у кого на стопах два трепетали крыла;
Скрасить изъян помогут слова. Каштановой станет
Та, что чернее была, чем иллирийская смоль;
Если косит, то Венерой зови; светлоглаза Минервой;
А исхудала вконец значит, легка и стройна;
Хрупкой назвать не ленись коротышку, а полной толстушку,
И недостаток одень в смежную с ним красоту.
Сколько ей лет, при каких рождена она консулах, это
Строгий должен считать цензор, а вовсе не ты;
И уж особенно если она далеко не в расцвете
И вырывает порой по волоску седину.
Это ведь тоже война, надобны силы и здесь.
Женщина к поздним годам становится много искусней:
Опыт учит ее, опыт, наставник искусств.
Что отнимают года, то она возмещает стараньем;
Так она держит себя, что и не скажешь: стара.
Лишь захоти, и такие она ухищренья предложит,
Что ни в одной из картин столько тебе не найти.
Чтоб наслажденья достичь, не надобно ей подогрева:
Здесь в сладострастье равны женский удел и мужской.
Я ненавижу, когда один лишь доволен в постели,
Я ненавижу, когда отдается мне женщина с виду,
А на уме у нее недопряденная шерсть;
Сласть не в сласть для меня, из чувства даримая долга,
Ни от какой из девиц долга не надобно мне!
Любо мне слышать слова, звучащие радостью ласки,
Слышать, как стонет она: «Ах, подожди, подожди!»
Любо смотреть в отдающийся взор, ловить, как подруга,
Изнемогая, томясь, шепчет: «Не трогай меня!»
Этого им не дает природа в цветущие годы,
К этому нужно прийти, семь пятилетий прожив.
Пусть к молодому вину поспешает юнец торопливый
Мне драгоценнее то, что из старинных амфор.
Но не спеши! Торопить не годится Венерину сладость:
Жди, чтоб она, не спеша, вышла на вкрадчивый зов.
Есть такие места, где приятны касания женам;
Ты, ощутив их, ласкай; стыд не помеха в любви,
Сам поглядишь, как глаза осветятся трепетным блеском,
Словно в прозрачной воде зыблется солнечный свет,
Нежный послышится стон, сладострастный послышится ропот,
Милые жалобы жен, лепет любезных забав!
Но не спеши распускать паруса, чтоб отстала подруга,
И не отстань от нее сам, поспешая за ней:
Вместе коснитесь черты! Нет выше того наслажденья,
Что простирает без сил двух на едином одре!
Вот тебе путь, по которому плыть, если час безопасен,
Если тревожащий страх не побуждает: «Кончай!»
А пред угрозой такой наляг, чтобы выгнулись весла,
И, отпустив удила, шпорой коня торопи.
Наука любви, 2 часть
(избранные строки: женщины не знают науки любви)
В чем причина всех бед? Науки любить вы не знали!
Вы не учились, а страсть только наукой крепка.
Фото фрагмента обложки книги
Быть бы в неведенье вам и досель, но вот Киферея,
Вдруг предо мною представ, мне заповедала так: