Звук действовал на нервы. А вот ответа от пакостников я не услышал.
Ладно, если хотите, то сидите здесь, я достал наушники. Мальчишки так и смотрели на потолок, но затем их головы повернулись к окну. У меня душа ушла в пятки. Я вскочил со своего места, подошел к окну, резко задернул шторы. Одно дело общаться с теми сущностями, которые тебе давно знакомы. От них вреда почти никакого, если нервная система не расшатана.
Звук пробежался постукиванием с обратной стороны стекла, замер на мгновение. Перескочил на стену. Свет потух и вновь зажегся.
Я поднял глаза к потолку.
Звук прошуршал прямо за затылками мальчишек.
Пакостники не успели никуда деться, как из стены высунулись две длинных черных руки, заканчивающихся загнутыми когтями, ухватили мальчишек за шеи и утащили под истошный вопль перепуганных детей.
Я отшатнулся назад. Крик было слышно еще несколько секунд, затем он оборвался.
Стало так тихо, как становится в знойный полдень перед тем, как стена дождя обрушивается на раскаленный асфальт.
В ушах стучали барабаны, сердце грозилось выпрыгнуть из груди.
Что за черт? прошептал я, подойдя на ватных ногах к креслу и кое-как опустившись в его объятия. Однако обычно мягкое сиденье теперь казалось утыканным иголками. Свет моргнул.
Из стены, у которой буквально минуту назад сидели мальчишки, появилась безобразная вытянутая морда с разверстой пастью, из которого на меня смотрело лицо одного из пакостников. Морда хрипло засмеялась, проглотила его.
Глаза, похожие на два палящих солнца, смотрели сквозь меня. Вслед за мордой из стены показалась длинная шея, после и широкие плечи вместе с теми самыми руками, утащившими пакостников.
Я с трудом сглотнул, вжимаясь в кресло. Язык прилип к нёбу.
Существо же, полностью выйдя из стены, вальяжно прошлось по ковру и исчезло в коридоре, нервно махнув упругим хвостом-хлыстом с кисточкой на конце.
Оно шло медленно, вперевалочку, будто каждый шаг давался ему с трудом. Создавалось впечатление, что несмотря на худощавое тело, оно весило тонну, не меньше, хотя до этого явно передвигалось весьма прытко и ловко.
Преодолевая желание закричать от страха, я встал и поплелся следом за чудовищем. В коридоре никого не было.
Я оперся о стену, выдохнув. Что же это получается? Существо либо не заметило то, что я его вижу, либо не считает меня кем-то, представляющим угрозу.
Наспех набросив на плечи куртку и натянув ботинки, я выскочил в подъезд. На лестничной площадке никого не было, только лампы жужжат под потолком. Внизу все еще рыдала Красная шапочка. Я побежал к ней, перепрыгивая сразу по две-три ступеньки.
Девчонка по-прежнему сидела возле почтовых ящиков. Ее исступленные рыдания сменились приглушенным хныканьем. Так капризничают маленькие дети, когда у них что-то болит, но что именно сказать не могут, просто болит и они ноют.
Почему ревешь? спросил я, опираясь на перила. В боку закололо, дышалось нелегко. Уцелевший глаз девчонки воззрился на меня с изумлением, а из приоткрытого рта потекла та самая жижа. Тут я заметил, что Красная шапка как будто что-то прижимает к себе.
Что у тебя там? я сделал шаг по направлению к ней и не дожидаясь ответа задал еще один вопрос, ты его видела?
Шапка кивнула, и вытянула вперед то, что осталось от ее правой руки. От рваной раны словно шел темно-красный пар.
Оно хотело съесть кошку, произнесла девчонка, вытирая жижу с подбородка, представляешь?
Она снова заплакала. Кое-как отдышавшись, я сел на пол возле нее. К сожалению, я не мог ничем ей помочь. Даже коснуться или обнять, чтобы хоть как-то облегчить боль. Почему-то мне казалось, что такая боль, которую испытывала она, в сто раз сильнее той, которая знакома мне.
А где кошка? поинтересовался я, пытаясь отвлечь девчонку.
Убежала, Шапка шмыгнула остатком носа, снова вытерла подбородок, слушай, почему ты всех нас видишь?
Треснулся башкой в детстве, я прислушивался к звукам подъезда, когда свалился с дерева.
Неприятно, наверное, произнесла девчонка.
Ну не настолько неприятно, как могло бы быть, я невольно посмотрел на ее голову. Девчонка сначала изумленно взглянула на меня, а потом расхохоталась, забыв про руку. Наверное, грусть от осознания того, что ты умер на стройке и что покинуть это место никак не получается, была сильнее всех других.