Мы оба в штатском, разумеется, но здесь знают, кто такой Берия. Его портреты, в конце концов, печатают в газетах Эйтингон, медленно, чистил мандарин. Над столом витал запах крепкого кофе, американского табака:
В общем, стоило ожидать, что Принцесса, учитывая условия ее обитания, тоже начнет отставать в развитии подытожил Кардозо, однако вы видели данные ее осмотра. Отличные параметры, ростом она даже с десятилетнюю. Полового созревания пока нет, но я не удивлюсь, если и оно скоро настанет. Южный климат Кардозо повел рукой, стимулирует развитие желез внутренней секреции, как у женщин, так и у мужчин аспирантка еще больше зарделась. Берия, с хрустом, разгрыз орех:
Должен вас разочаровать, но Принцесса скоро отсюда уедет Елена Сергеевна, было, открыла рот:
Уедет, повторил Берия, мы переводим ее в другую лабораторию, по соображениям научной необходимости Наум Исаакович, искоса, взглянул на министра:
Она зачем-то ему понадобилась. Зачем? Ребенку пять лет, она явно не в себе и никогда не оправится. Она не сын Авербаха, не сын Поэта или мистера Майера Наум Исаакович давно составил аккуратные досье, на детей, могущих потом оказаться полезными:
Но ведь он мне ничего не скажет, как не скажет, куда ее отвезут Берия щелкнул зажигалкой у сигареты Елены Сергеевны:
Тем не менее, я бы хотел, чтобы вы меня познакомили с вашими заключениями, касательно Принцессы министр улыбался, это поможет исследователям, которые займутся ей в будущем. Скажем, сегодня вечером, Елена Сергеевна, после обеда, у меня в апартаментах аспирантка смутилась:
Если я не нужна Давиду Самойловичу, в лаборатории Кардозо, благодушно, ответил:
Я сегодня работаю с фармакологами. Товарищи привезли очередной заказ, от министерства на острове Возрождения делали особые партии лекарств:
После ареста врачей Иосифа Виссарионовича, именно Кардозо занимается его медицинскими нуждами вспомнил Эйтингон:
То есть удаленно, ему не говорят, чьи это анализы профессор кивнул:
Идите, Елена Сергеевна, расскажите Лаврентию Павловичу о ваших выводах Эйтингон был уверен, что Берия, под столом, давно положил руку на колено аспирантки:
По его глазам видно, что просто так он ее не отпустит. Говорят, он вообще предпочитает несовершеннолетних Наум Исаакович напомнил себе о девочках и Павле:
Молчи, нельзя рисковать их судьбой. Не интересуйся, что случится с Принцессой. Да и какая разница? Берия, наверняка, запрет ее в психиатрическую лечебницу
По мраморному полу прошуршали осторожные шаги. Охранник в штатском наклонился к министру: «Лаврентий Павлович, срочный вызов. Москва на проводе».
Взлетно-посадочную полосу построили в отдаленном конце острова, огородив бетон колючей проволокой. Аэродром круглосуточно охранялся, патрули обходили периметр с овчарками. Отсюда не были видны унылые бараки, среди песков, владения эпидемиологов и химиков. Эйтингон поморщился от белого, беспощадного света прожекторов:
Там все наглухо запечатано. К бревнам, как их называет Кардозо, пускают только в защитных костюмах опасности побега зэка, со здешнего лагпункта, не существовало:
Здоровыми подопытные образцы можно назвать только в день оформления их в госпиталь заметил профессор, потом коллеги приступают к экспериментам он вытер губы салфеткой:
Должен сказать, что я весьма доволен качеством материала. Видно, что люди не голодали. Истощение, часто встречающееся среди переведенных сюда экземпляров, путает клиническую картину испытаний ученые, на острове, работали с арестованными бандитами, из Прибалтики и Западной Украины. Ожидая машины из комплекса, Эйтингон вспомнил:
Между прочим, Принцесса кричала не на русском языке. Среди подростков, были не только немцы, но и литовцы, из малолетних пособников бандитов. Она слышала литовский язык, в раннем детстве Наум Исаакович выбросил сигарету:
Чушь. Подростки, действительно, что-то орали, но Принцессу нашли на хуторе годовалым ребенком. Она ничего не помнит, и не может вспомнить Эйтингон держал пухлую, наскоро собранную папку, с отпечатанным на машинке ярлычком: «Принцесса». Он понятия не имел, куда переводят девочку:
Берия торопится, ему надо возвращаться в Москву Лаврентий Павлович поделился новостями из столицы только с Эйтингоном. Наум Исаакович слушал шум моторов дугласов: