Никогда не смог бы он понять, что это было таким приятным делом просто оказаться на улице. Все, что было вокруг, показалось ему таким дорогим душе ее: и звезды, и луна, лениво плывшая между облаков. И он торжествовал, избежав самого худшего.
Но то, что он стоял на краю обрыва и одной ногой уже ступил туда, это было такой же реальностью, как и то, что он спасся от этой пропасти. До этих минут смерть казалась ему далекой, почти нереальной, и только здесь он переменил свое к ней отношение. Но она так близко к нему подошла, что он на этот раз мог и не отвертеться от нее, если бы не случайность, именуемая бесом. Он понимал, что только ему должен быть благодарен за все, что с ним случилось.
Еще полчаса провалялся в траве высокой богатырь. Он смотрел, не отрываясь, на небо и на звезды и дышал свежим распрекрасным воздухом, а зрелище это казалось ему великолепным.
Спасен, наконец догадался он и уверен был в том, что жив и невредим.
Банник опомнился. Он тоже пришел в себя и стал поспешно тушить тлевшую рядом головешку, которую он недавно швырнул вослед богатырю и бесу, уносившемуся вместе с ним.
Ты и баню свою готов был сжечь, усмехнулся тот. И было видно, что он просто издевается над всем, что происходит тут.
Тут много воды, она не сгорела бы, огрызнулся Банник, понимая, что такое и на самом деле могло случиться.
Но это еще можно проверить сгорит или не сгорит, не отступался бес. Он даже порывался вытащить другие головешки из печки, но тот остановил его.
Хватит измываться, от тебя больше никакого покоя нет и быть не может, перестань под ногами крутиться.
Бес обиделся на него за грубость. На этом, не прощаясь, они и расстались в тот миг. И хозяин бани уселся на сырой пол, обиженный на целый мир и самый несчастный. Он понимал, что Алешку, да еще вместе с бесом победить ему ни за что не удастся, но надежда все-таки оставалась. Она как всегда умирает самой последней. Ему не хотелось верить в то, что все может так плачевно для него завершиться. В этом чувствовалось, что-то предательское и скверное.
Алешка очнулся и пытался думать о том, кто был в бане из девиц вместе с ним. Только что о том думать, ее и след уже простыл давно. Его лишили удовольствия, и все из-за этого окаянного Банника, он знал, что запомнит его на всю оставшуюся жизнь.
Вот так всегда найдется какая-нибудь окаянная сила, которая одним махом подпортит то, что так распрекрасно начиналось, и потом вспоминай да страдай, что могло быть, но так и не случилось.
Но если бы всегда все было так, как ему хотелось, разве интересно было бы жить в этом мире? Главное в жизни преодоление всех трудностей. И в тот самый миг он заснул крепким сном. Ничто больше не волновало и не тревожило его. Он не чувствовал больше никакой беды или просто безоглядно доверял своему спасителю бесу. И совершенно напрасно, потому что ему-то можно было верить меньше всего.
Предрассветный сон его был сладок и спокоен. Жива спустилась с небес и взглянула на него в то самое мгновение.
До сих пор она, как и все богини, не обращала внимания на этого парня, но первая решила поинтересоваться, кто он такой и почему спит так мирно и спокойно под открытым небом. В этом любопытстве, конечно, таилась своя корысть.
Он сланным воином будет, с ним скучать не придется, говорила она Марене, которая ко всем ее восторгам относилась настороженно. Ее интересовало больше всего другое надолго ли он на этом свете задержится, и скоро ли за ним приходить надо будет. И все-таки она вставила свое веское слово:
Не люблю таких, и ничего к этому не прибавила. То ли на самом деле не любила, то ли просто хотела противоречить ей из последних сил. Понять этого никак нельзя было. Алешка улыбался во сне, но он еще и ведать не ведал о том, что две богини около него все это время оставались.
ГЛАВА 11 ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Воин проснулся. Кто-то давно и сильно тряс его за плечо. И странным показалось ему то, что тихо и темно было вокруг. Сначала Алешка не понял, где он находится, и как тут оказался. Но со временем события прояснились в его памяти. И он вспомнил, что отправился в баню, а до лежанки своей добраться так и не смог, потому что угорел и был нагло обсыпан углями со всех сторон.
Но с этой минуты он больше и не принадлежал дому своему родному и миру, а уже всем телом и душой должен был относиться к князю русскому.