Также неизвестно: кто такой Бог, и что такое Церковь. Если «Бог есть любовь» по Писанию, то любовь это Бог, то есть кумир, идеал, идол! А нельзя же поклоняться идолу (любви самой), идолопоклонство запрещает Вторая заповедь той же Библии. Церковь в этом отношении является организацией, регулирующей эти противоречивые «законы» Писания. А закон, как известно, «как дышло, куда повернут туда и вышло»!
Когда Любовь мы возводим на место идола, тогда и бог превращается в то, чему нельзя поклоняться, ведь Он есть Любовь! Когда надо было для дела, можно было и так сказать. И Церковь говорила так, и сжигала неугодных на кострах инквизиции.
Поэты и писатели других стран обыкновенно поэтизируют любовь, украшают ее розами, соловьями. Мы же, русские, украшаем нашу любовь этими роковыми вопросами, и притом выбираем из них самые неразрешимые.
Так что вопрос о счастье очень сложный вопрос.
Я знал одного счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась, который достиг цели своей жизни. Он получил то, что хотел, он остался доволен судьбой и самим собой. «Остался» значит в прошлом, потому что, как только достиг счастья, так и умер. Но умер счастливым.
Часть 1.
С утра было прохладно. Это лето не было жарким. И сидя на зорьке у реки я немного замерз. К вечеру вообще начал моросить мелкий дождик. Я заметил огонь костра на заливных лугах ниже по течению реки, там останавливались пастухи на ночь с лошадьми, их в нашем колхозе было больше двадцати. И я пошел к костру погреться.
В «ночное» дежурили и молодые ребята, но «старшой» был старый конюх, на вид лет восьмидесяти. Он лежал на животе у самой дороги, положив локти на пыльные листья подорожника, обеими руками подпирал подбородок и вглядывался куда-то в даль поля. Вокруг костра сидели и лежали трое молодых парней.
Один с густыми черными бровями, безусый, одетый в брезентовую курточку и темную рубаху лежал на спине, положив руки под голову, и глядел вверх на небо. Над его лицом тянулся Млечный путь, и дремали другие звезды
Кони топтались тихонько в траве вдалеке от костра. На фоне светлого неба с востока, откуда надо было ожидать появления зари, там и сям видны были их силуэты: кони стояли и, опустив головы, о чем-то думали.
Их мысли, наверное, были длинные и тягучие, и угнетали их до бесчувствия, так что стояли они, как вкопанные, не замечая ни присутствия чужого человека, ни беспокойства собак. А собаки, заметив мое приближение, известили хозяев лаем.
Старик прикрикнул на собак и они, завиляв хвостами, отошли и прилегли, настороже, посматривая на меня.
Привет. Никак из Макаровки местной?
Да. Тутошний я, только не живу здесь, из города приехал в отпуск.
То-то я вижу. Не узнаю, чей же ты?
Я ответил. И старик, узнав моего деда, обрадовался, они друзьями были в свое время с дедом моим. С близким легче общаться, с внуком друга тем более. Так началось общение в тишине ночи.
В сонном, застывшем воздухе стоял монотонный шум, без которого не обходится летняя ночь в природе. Непрерывно трещали кузнечики, пели ночные птицы неожиданно начиная и так же неожиданно обрывая небольшие свои песенки, да в стороне от поля, на опушке леса, в кустах, лениво посвистывали молодые соловьи.
Большая грязная собака, лохматая, с клочьями шерсти у глаз и у носа, вдруг неожиданно, с хрипением залаяла в темноту ночи, в сторону лошадей. За ней убежали и обе молодые гладкие собаки.
Взять! Взять! крикнул вдогонку старик, приподнявшись на локте и махнув рукой.
Прогонят волка, если что, сказал он, со старческой улыбкой открывая свой провалившийся беззубый рот. Когда собаки успокоились, старик принял прежнюю сидячую позу и сказал спокойным голосом:
А вот в соседней деревне колдун помер, не к ночи будет сказано, для страха. Не боитесь страшных историй? обратился он к молодежи.
Молодой пастух, лежавший на спине, повернулся на бок и пристально, подняв свои густые черные брови, поглядел на старика.
А я слыхал, как ведьмы из печной трубы вылетают и летают. Может, и колдун тот летал? спросил он.
Слыхать не слыхал, видать не видал, Бог миловал сказал старик, а люди рассказывали.
Старик как будто что-то вспомнил. Он быстро поднялся на колени и начал говорить быстрой скороговоркой, своим беззубым ртом, получалось глухо, как говорение в нос.