Да давно ли вы его хоть знаете вообще-то?
Тридцать семь дней.
Только-то? А вы, оказывается, очень решительная.
Я? Нет, где уж. Просто, он это он. Это, видно, судьба: ведь сколько лет уже, а никого не было до него, и кажется, будто и не жила совсем до него непонятно, что и было раньше. Будто жить начала, только когда он прикоснулся ко мне. Тридцать семь дней это и есть вся моя жизнь: он был и все у меня было. Радость была, смысл был. Все мысли только о нем: что сделать, чтобы ему получше. Я готовлю хорошо, вы ведь видите, а он, все равно, ест плохо, без аппетита; я ему иной раз и рюмочку налью лишь бы поел, как следует. Устает он, как видно, очень сильно у себя на работе: кроме той первой недели, когда со «стенкой» возился, придет с работы, покормлю его он телевизор включит и сидит, не смотрит, курит да молчит, и вскоре засыпать начинает, я ему скорей стелю. Тогда только принимаюсь за дела; пока он не спит, сижу рядом только вяжу: мы теперь мало разговариваем, не то, что раньше, да и тогда все больше я говорила, как прорвало меня.
Он постоянно ночует здесь?
Да почти: только раз в неделю идет к родителям, заодно моется там и уже остается ночевать. Я в этот день хожу в парикмахерскую, потом в магазины, а приду домой убираю и мою всю квартиру, пироги делаю, готовлю на завтра, к его приходу. Дел вроде много, а время все тянется: нет его сегодня. Вымоюсь под конец в корыте, лягу поздно совсем, а заснуть не могу никак: не то что когда он тут тогда ведь знаю, что здесь он, и все спорится, все ладится у меня, и засыпаю сразу рядышком с ним. Ворочаюсь долго, потом встаю, свет включаю, начинаю вязать и думаю, думаю: о нем, о себе. Засыпаю аж под утро. Потом весь день волнуюсь, каждый час считаю скорей бы работа кончилась: домой прибежать, поставить все греть и ждать вот он придет, мой хороший, ласковый.
Ласков он с вами?
Да: очень! Я же и от матери всего этого не видела. Особенно в самом начале.
А сейчас?
Поменьше, чем тогда; иногда глянет так по мне уж лучше б закричал, а он нет молчит. Мне даже страшно становится. Тогда ведь, даже если что надо, не скажет. Я уж тоже тогда молчу, боюсь его расстроить: может, что не то сказала. Сегодня вот среди ночи проснулся он отчего-то и на кухню пошел; я за ним посмотреть, что с ним такое, не надо ли ему чего а он мне: «Нет!» Я и ушла, раз одному ему надо было остаться, раз мешала ему чем-то. Уже больше и не заснула, лежала тихонько: слышала, он ходит всю ночь ходил, так и не лег больше, а утром ушел раньше времени. И не поел ничего, даже кофе не выпил. И бритву свою взял. Что с ним знать бы: ведь молчит он что я о нем знаю, чем помочь ему могу?
Вы почти ничего о нем не знаете?
Знаю только что вижу. Что ласковый он самый, должно быть, ласковый, хороший очень. Что умней меня книг, видно, очень много прочел: не то, что я. Оттого и боишься иной раз не то сказать. А то как в самом начале: повел он меня в музей да стал там что-то объяснять, а я возьми да задай ему вопрос, глупый, наверно, замолчал он сразу. Ничего мне не сказал, но я видела: расстроился. Я и боюсь ему вопросы задавать, не расспрашиваю ни о чем. Лучше я вас спрошу, можно?
Пожалуйста. Дело ведь в том, что он недавно разошелся с женой.
Так значит, из-за нее он?
Нет, совсем не из-за нее. Из-за ребенка, дочери.
Ну, что он так-то убивается: ведь дочь его теперь, все равно, отрезанный ломоть. Да я ему, если захочет, могу другого родить.
А не захочет? не утерпела, спросила сестра, до сих пор не мешавшая матери, хотя уже тоже давно находилась на кухне.
Что ж, проживем и так: небось, уж поздно мне. Ладно, как-нибудь уж так. Все будет, как он захочет: было бы ему хорошо.
Сказано, по-моему, искренне: во всяком случае, я ей поверила. Потом она притащила кофту вот эту самую сказала, что была в ней, когда вы познакомились, заставила примерить и так стала просить принять ее в подарок, что я под конец уступила. Тем более что мне казалось, что она делает это неспроста хочет попросить меня о чем-то, но никак не решается. И так и не решилась: только по ее глазам, по дрожавшим губам я поняла я же тоже женщина что. Да я и так собиралась поговорить с тобой: меня в первую очередь волнуют твои проблемы ты же сын моей единственной сестры. Послушай, чай там не закипел? крикнула она сестре, смотревшей на кухне телевизор.